– Ты когда свою старую колымагу поменяешь? – кивнул в сторону её чёрной ауди, когда утром мы вышли на улицу и ждали, пока прогреются машины.
– Ей всего пять лет, и я не хочу её менять.
– Машину надо менять каждые три года, иначе она у тебя из серваков перестанет выезжать. Тебе тачку подарить?
– Подари. Наконец-то перестану всем доказывать, что я сама машину купила, смогу честно сказать – насосала.
Смеясь, отбросил сигарету в урну и привлёк к себе Даю, коротко целуя в губы.
– У тебя когда день рождение?
– В сентябре.
– До сентября на этой поезди, а там разберёмся.
– Если тебя не посадят. – Она улыбается, но в тоне уже нет прежней игривости. – Что за тёрки с налоговой?
– Откуда информация?
– У нас бухгалтера из одной конторы.
– Понятно.
– Светлана не вытягивает?
– Она в чистую может считать, а мне надо, чтобы дважды два пять вышло, а точнее дважды два – семьсот восемьдесят шесть миллионов двести шестьдесят тысяч.
– Это стоимость той квартиры в новом квартале? – брови Даяны вскинулись вверх. – И чем тебе старый фонд не нравится?
– Мне нравится эта.
– У меня таких талантливых нет, но я постараюсь расспросить парочку знакомых.
– Не волнуйся, я найду выход.
– А если нет, то я останусь без новой тачки, Усманов. – При этом Даяна делано взмахивает ресницами, что вызывает мой хохот. Это совсем не её амплуа, и она об этом прекрасно знает. – Так что я теперь тоже переживаю.
– Теперь знаю, чем тебя можно купить – тачкой. А брюлики подойдут? Так, на будущее, чтобы знать.
– Слав, ты же знаешь, что не в машине дело, – произнесла уже совершенно серьёзно, поправляя ворот моей рубашки.
Если бы она хотела, могла бы три новых люксовых тачки купить и не испытывать при этом никаких затруднений, мы оба это понимаем.
– Знаю, и спасибо за это, – сжав её прохладные пальцы, поднёс их к своим губам, касаясь поцелуем.
***
– Алексеева Ольга Викторовна. На выход.
Слова, которые я ждала долгих два года, шаг за шагом по казарменным коридорам, в неверии, что уже через четверть часа я выйду за ворота колонии.
– Вещи на досмотр. – Расстёгиваю небольшую сумку, ставя её на обитый нержавейкой стол. – Документы. Распишись. – Я забираю протянутые бумаги с паспортом и ставлю свою подпись в каких-то табелях. – Вещи твои, – мне протягивают небольшой пакет, в котором лежит золотой браслет, два тонких кольца и небольшие золотые серьги.
Это то, что было на мне в момент поступления в колонию – колонию общего режима номер пять. Украшения из драгоценных металлов в таких местах под запретом, носить разрешалось только бижутерию, поэтому их сразу изъяли. За эти годы я и забыла, что они вообще у меня были. Молча забираю пакет, засовывая его в сумку.
– На выход! – резко раздаётся от конвоира.
Мы, минуя пост, выходим на улицу, через двор к первым воротам. Предъявление документов на КПП, и быстрым шагом ко вторым воротам. Ноги, обутые в резиновые сапоги, месят весеннюю грязь, которая налипает на обувь тяжёлыми комьями, но я иду, не обращая на это внимания.
Лязг железных засовов, и дверь, наконец, распахивается.
– Ну что, Алексеева, до встречи, – улыбаясь, произносит конвоир.
– Нет уж, прощайте.
– От сумы до тюрьмы, – раздаётся вслед, и он, смеясь, закрывает за мной дверь.
