Пустая книга - страница 9

Старик внимательно посмотрел на солдата и усмехнулся:

– Ты говоришь на языке Пророка, спрашивая меня о том, что мне дал мой бог. А что тебе дал твой? Почему ты находишь нужным быть здесь, среди чужой для тебя пустыни? Это ли повеление твоего бога?

Итальянец вспыхнул и даже дёрнулся, чтобы снова прицелиться в старика, но почему-то передумал.

– Accidenti! – выругался он, а затем снова заговорил по-арабски – какое тебе дело до моего бога, ты, плешивый торговец? Живо отвечай мне на вопрос!

Ослик запрядал ушами, словно бы чувствуя, что близится какой-то скандал. Но старик по-прежнему не выказывал смятения или беспокойства.

– Мой бог дал мне жизнь и возможность смотреть на этот песок. И тебе твой бог дал то же самое. Но ты вооружён, а я нет. И задаёшь мне вопрос, на который я ответил. Мне пора ехать.

С этими словами старик взобрался на ослика и медленно тронулся прочь. Часовой ошарашенно поглядел ему вслед, а затем окрикнул снова:

– Я с тобой ещё не закончил! Кто ты такой?! Ты шпион! Я застрелю тебя

Внезапно поднявшийся лёгкий ветерок донёс до итальянца негромкий ответ старика:

– Можешь стрелять. Бог у нас всё равно один.

Итальянец вскинул винтовку к плечу, прицелился, но не выстрелил. Внезапно в прицеле он увидел чёрное небо, усыпанное огромными звёздами, точно бы на платье его подруги, оставшейся в далёкой Италии. Росчерком божественного пера в небе плыли тёмные облака и скопления едва заметных тусклых фонариков. Дико стрекотали цикады и с тихим шуршанием песок полз из-под сапог.

– Надо будет доложить старшему, – почему-то снова по-арабски пробормотал часовой и опустил винтовку.

Старик верхом на ослике продолжал свой путь через вековечные барханы. На пустыню тяжёлым чёрным саваном опустилась ночь и звёзды в небе стали ещё ярче. Дым и пыль от вчерашней канонады уже разошлись и теперь каждое созвездие было отчётливо видно. Старик поднял голову и улыбнулся своим мыслям.

– Halt! – резкий окрик снова заставил старика посмотреть перед собой. Из-за очередной горы песка показался капот немецкой бронемашины, похожий на тупое рыло бородавочника. Тощий немецкий солдат в песочной форме, перемазанной кровью и пятнами масла, спускался с бархана навстречу старику, держа оружие наизготовку.

– Кто ты, старик? Что тебе здесь нужно? – сказал солдат по-арабски.

– Направляюсь домой. Мне не нужна ваша война. И ваш мир мне не нужен. У меня есть свой, в котором я – гость. Аллах соизволил, чтобы было так.

– Причём здесь Аллах? Что ты делаешь возле наших оборонительных постов, чёрт побери? – немец начал раздражаться, и винтовка в его руках угрожающе покачнулась. Старик не дрогнул и даже не изменился в лице. Только ослик снова запрядал ушами.

– Мне только что об этом говорил твой друг. И тоже на языке пророка. Зачем вам стрелять друг в друга, если все мы – дети Аллаха? – спросил старик, медленно проведя рукой по лбу, словно бы стирая с него пот.

Немецкий солдат выглядел ошарашенным. Кто бы мог подумать, что итальяшки так быстро выучат арабский язык, да ещё так хорошо, чтобы вести с местными душеспасительные беседы.

– Это мой долг. Я поклялся Родине и фюреру, что буду стрелять во всех, кто может принести вред моей стране. Даже в тебя. Но ты, вроде, вреда мне ещё не принёс. И моей стране тоже.

– Мы братья. Мы дети Аллаха. Или твой бог решил иначе?

– Я не верю в бога, старик, – немец всё ещё оставался растерянным.