– Ноги, – не поворачивая головы, сказала она.
– Ноги, – повторил он, сгибая их в коленях.
Девушка старалась не думать о том, что он просверлит взглядом ей спину, пока она ловко варганит нужный порошок. Пространство между ними всегда осязаемо утяжелялось, что хоть ножом режь, но она ничего с этим поделать не могла, ибо золотой браслет на правой руке сам собой испариться не мог. Это она была свободна и вольна делать, что вздумается. А он – подчеркнуто женат.
– Фьюриэль!
От неожиданности она вздрогнула, грякнув керамическим пестиком, чуть не расколотив изящную ступку.
– Дракон! – воскликнула она. – Что?
– А вы не будете добавлять туда какую-нибудь субстанцию, чтобы пожиже вышло?
Она демонстративно громко стукнула ступкой по столу и повернулась к широко улыбающемуся Гастиэлю.
– Я. Спросила. Точно. Ли. Порошок.
– Нет, ну а как вы себе представляете анестезию порошком?
Она зажала большим пальцем одну ноздрю, а другой втянула воздух. Гастиэль перестал улыбаться и поднял брови. Тут до девушки дошло, что он просто над ней в очередной раз поиздевался, а она подала ему гениальную идею, восприняв его всерьез.
– Я Вас сейчас укушу так, что никакая анестезия не поможет!
– Лучше мармеладку, – он встал и протянул ей кусочек.
– Лучше зефирку, – вздохнула она, ссыпала порошок в подготовленный кулек и подала Гастиэлю. Тот, прежде чем взять, поставил вазочку рядом с девушкой и отряхнул руки о бело-голубую лекарскую форму. Фьюриэль закатила глаза. – В углу рукомойник и полотенце.
– А я не хочу быть в углу! – гордо заявил Гастиэль, сунул кулек в карман и удалился, бросив в дверях: – Спасибо.
Фьюриэль закрыла лицо рукой и тихо сказала в пустоту:
– Пожалуйста, надьяр.
Фьюриэль подшивала форму. Все вещи ей приходилось подгонять под размер, а это занимало достаточно много времени. Стежки изящной строчкой ложились на ткань, и она в очередной раз подумала о том, что надо было податься в белошвейки. Все спокойнее было бы.
В Содармудской Академии она не стала учиться шитью по телу по массе причин, начиная с совершенно не изящных и утонченных пальцев и ладоней. Глупости, конечно, но над ней посмеивались из-за достаточно широких ладоней и коротковатых пальцев. Никого не интересовало то, что эти пальцы цепкие и ловкие и не так склонны травмироваться, как тонкие и хрупкие пальчики чистокровных лесных.
Девушка откусила нитку и встряхнула хенсай. Вздохнула.
– Фьюри, будешь ужинать? – спросила матушка, заглянув.
– Не хочу, – помотала головой та.
– Ну, как знаешь.
Девушка отложила шитье и взялась за очередной свиток по ботанике. Она отправила с Панторэлем бумаги в Мирградскую Академию и теперь места себе не находила – возьмут, не возьмут?..
Чуть погодя матушка принесла ей поднос с ужином и поставила рядом, улыбаясь. Грустно так улыбаясь. Фьюриэль подняла на нее глаза. Матушка была наполовину северянкой, но была лишена массы проблем со внешностью, которые одолели четвертькровку. Девушка вздохнула.
– Что ты вздыхаешь? – спросила ее матушка.
– Да я вот все думаю, почему я решила сбежать в столицу, – девушка задумчиво поскребла подбородок и взяла кусок хлеба с подноса. – Потому что я здесь загниваю, как алхимик, или дело в надьяре Гастиэле?
Она окунула хлеб в овощное пюре и, зачерпнув от души, с наслаждением откусила.
– На этот вопрос кроме тебя никто не ответит, – пожала плечами матушка, присаживаясь рядом с дочерью. – Но я не хочу, чтобы ты уезжала.
