Читать онлайн Анна Бабяшкина - Пусто: пусто

Еще пару месяцев назад Люся Можаева была уверена, что рано или поздно выйдет замуж. Например, встретит свою судьбу где-нибудь за столиком в кафе. Или на работе в небольшом туристическом агентстве «Попутный ветер», где она продавала бледнолицым москвичам солнечные пляжи Египта и Турции. Ведь может же там вдруг появиться какой-нибудь новенький ужасно очаровательный сослуживец, который влюбится в нее со второго взгляда и сделает предложение? Но с тех самых пор, как случилось Это, Люсю одолевает глубокая тревога за свое будущее.

Нет, Люсенька не стала инвалидом, не потеряла разум и даже не растолстела до 60-го размера. Она вообще никак особо не изменилась (если не считать душевной эволюции) и по-прежнему оставалась вполне привлекательной особью для противоположного пола: милой крашеной блондинкой (48-й размер одежды, рост 170 см, без в/п, материально обеспечена), к тому же весьма пропорционально сложенной. И если бы она все еще жила в том чудесном мире, в котором встретила свое 25-летие, то по-прежнему ждала бы Принца, будучи уверена в своих неоспоримых достоинствах. Обычно она насчитывала у себя их (достоинств) как минимум три. Во-первых, ей досталась ножка всего-навсего 36-го размера. Иногда, в порыве кокетства, она даже покупала себе обувь в «Детском мире». Во-вторых, Люсенька умела съедобно готовить. В-третьих, г-жа Можаева находила себя ужасно толерантной.

– В сущности, мужчина готов влюбиться в любую мало-мальски симпатичную женщину, если она не станет запрещать ему курить, смотреть футбол, играть в компьютерные игры и пить пиво с товарищами. Я готова проявить такое понимание по отношению к объекту своей страсти, – пересказывала Люсенька подругам основные постулаты учения о том, как приручить мужчину, за чашкой зеленого чая в модной кофейне. При этом ножка ее старательно играла туфелькой 36-го размера, а глазки стреляли по сторонам в поисках того самого объекта, по отношению к которому можно было бы применить эту весьма жизнеспособную теорию.

Стоит заметить, что учение это вытекло из одной фразы-рецепта личного счастья Лили Брик, легендарной любовницы не менее легендарного Владимира Маяковского. «Надо внушить мужчине, – учила Брик, – что он замечательный или даже гениальный, а другие этого не понимают. И разрешить ему то, что не разрешают дома. Ну а остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье».

Впрочем, теория эта была уже однажды проверена Люсей. Она как-то раз жила гражданским браком «с одним очень достойным мужчиной». К несчастью, мужчина этот не понял своего счастья.

«Достойного мужчину» звали Алексей Соловьев. Добродушный толстяк нестоличного происхождения и владелец одного из столичных рекламных агентств мелкого калибра полюбил Люсю, скорее всего, за кулинарный талант. Но он предпочитал уверять, что ценит ее «утонченность и изысканность». А она, скорее всего, полюбила его за любовь к себе.

То недолгое время, что они провели на одной жилплощади, действительно можно было бы назвать «жизнью душа в душу». Люся в очаровательных кружевных фартучках мастерила «шарлотку» и «селедку под шубой», выдумывая им игривые новые названия (наподобие «услада рыцаря» и «завтрак викинга»). К возвращению Соловьева Люсенька накрывала в кухне, которую она именовала не иначе как «столовая», белоснежную скатерть, ставила свечки, раскладывала ножи и вилки и садилась ждать. Соловьев шумно восхищался сервировкой, хватал тарелку и мчался вместе с нею в соседнюю комнату – есть он предпочитал, лежа на диване перед телевизором. А Люсенька задувала свечу и ела какой-нибудь очередной «желтоокий взор африканской кошки» (то бишь яичницу из двух яиц) в гордом одиночестве.

Естественно, Соловьеву разрешалось курить во всех комнатах, смотреть футбол на полную громкость и пить пиво с товарищами (к счастью, он не был фанатом компьютерных игр). И Соловьеву эта вседозволенность очень импонировала. Счастье казалось таким крепким, что Люся даже чуть было не заскучала и не уверовала в свою женскую гениальность и простоту мужских натур. Буря, представьте себе, нагрянула совершенно неожиданно.

В пятницу, как это часто бывало, Соловьев позвонил ей часиков в восемь вечера домой и сообщил, что придет сегодня поздно – он собрался «с мужиками пива попить». Люся ничуть не удивилась: по пятницам Лешенька очень часто пил пиво с друзьями. Иногда эти дружеские посиделки продолжались до глубокой ночи. Тогда Соловьев бросал свою любимую «ауди» у какого-нибудь питейного заведения и отправлялся домой на такси. Словом, Люся отнеслась к его известию как к сводке погоды или задачке, начинающейся словами «предлагаемые обстоятельства».

– Хорошо, дорогой! Только помни, что твоя маленькая киска очень ждет тебя дома, – промурлыкала Люся. – Я приготовила тебе что-то вкусненькое, и скоро будут показывать матч ЦСКА – «Шинник» по телевизору. Тебе записать игру?

– Спасибо, мой муреночек, – ответил бас Соловьева. – Какая же ты все-таки у меня хорошая. А то Васька вон своей даже звонить боится– говорит, эта мегера сразу в трубку начнет орать, чтобы кончал жрать водку и шел домой. А ты у меня – самая мудрая и понимающая женщина в мире. Я люблю тебя!

Счастливая и довольная собою Люся положила трубку и уселась смотреть сериал. Потом показали «О, счастливчик!», потом вечерний выпуск новостей. Потом все каналы как будто сговорились и начали транслировать какие-то дурацкие боевики. Люсенька выключила телевизор и залегла в кровать с любовным романом. И вот, в самый волнующий момент, когда некий Том уже начал ласкать под платьем упругую грудь некоей Мэри, у Люси навернулись на глаза слезы счастья, она порывисто прижала книжку к груди, и взгляд ее мечтательно вознесся к потолку. Когда неожиданная волна саспенса отхлынула, Люся мельком взглянула на часы. Они показывали уже час ночи! О боже! А Соловьева все еще нет дома! «Надо бы ему позвонить, – подумала Люся. – Вдруг с ним что-нибудь случилось?»

Она уже схватила телефонную трубку, как неожиданно мудрая мысль остановила ее порыв. А что если он решит, что она его контролирует? Что она ему не доверяет? Нет, надо как-нибудь хитро так позвонить, чтобы и удостовериться, что он жив, но и не намекать ему на то, что ему пора быть дома. Люся провела в глубоких раздумьях четверть часа и наконец набрала номер мобильного своего гражданского супруга.

– Але! – пробасил он с весьма нетрезвыми интонациями.

– Это я, твоя Пенелопа! – обрадовалась она в трубку тому, что застала его живым и, кажется, даже сытым-пьяным, и затараторила: – Лешенька, я тут слово в кроссворде не могу отгадать. Подскажи мне, пожалуйста, как называется футбольная команда высшей лиги из девяти букв, первая «Л».

– Ну «Локомотив», – озадаченно ответил Соловьев.

– Пасиба, Лешечка, ты у меня такой умный! – Люся уже собралась было положить трубку, довольная, как ей казалось, удачно найденным решением проблемы, но Леха вдруг пробасил в трубку:

– Люська, ну ты чего хотела-то на самом деле? Чего ты звонила-то?

Ошарашенная столь грубым обращением Люся сначала помолчала, но потом списала сей жаргон на действие винных паров и решила очередной раз проявить толерантность.

– Лешенька, я просто испугалась, что с тобой что-нибудь случилось, вот и решила позвонить – узнать, что с тобой все в порядке.

– А я думал, ты сейчас начнешь звать меня домой и грозить разводом, – сказал он каким-то странным (должно быть, они уже очень много выпили) голосом. Так что Люсеньке даже почудилось что-то сердитое в голосе Леши.

– Конечно, я скучаю по тебе, мой котик, и было бы чудесно, если б ты был рядом. Но если ты еще хочешь посидеть с ребятами, то, конечно, я пойму тебя. Никто не вправе лишать человека удовольствий, даже собственная жена, – поспешила она его успокоить.

Слегка встревоженная г-жа Можаева снова улеглась в кровать с женским романом в руках, да так и заснула. Проснулась она, как это обычно и бывает по субботам, очень поздно – в половине одиннадцатого утра. Алешеньки все еще не было дома. Забыв о всяческих приличиях и тонкостях межполовых взаимоотношений, Люся бросилась звонить мужу на мобильник. Но трубку никто не брал. Люся, презрев приличия, начала рыться в бумагах мужа в поисках записной книжки с телефонами его друзей. И тут раздался звонок в дверь.

Да. Это был он. Соловьев. Представьте себе, почти трезвый. Люся попыталась броситься ему на шею, но он молча отодвинул ее со своего пути. Мрачно шагнув через порог, он направился к антресолям и стал что-то оттуда доставать.

– Должно быть, тебе стыдно за свое ночное поведение? – деликатно начала Люся. – Не беспокойся, я не в претензии. Ты имеешь полное право проводить время… – Люся не успела закончить спич, поскольку зазвонил телефон, и она бросилась в комнату, чтобы поднять трубку.

Звонили из клуба «Табула Раса». Г-н Соловьев, гуляя там под утро, оставил в заведении свои мобильник, документы и ключи от автомобиля.

Когда Люсенька вернулась в прихожую, там уже красовался огромный дорожный чемодан.

– Ты куда-то уезжаешь? – робко поинтересовалась несостоявшаяся г-жа Соловьева у суженого, лихорадочно пытаясь сообразить, как вести себя в такой ситуации, дабы не выглядеть собственницей и истеричкой.

– Нет, это ты уезжаешь, – был ей ответ. И тут Лешу прорвало: – Ты сегодня же уезжаешь из моего дома! Я не хочу жить с тобой. Тебе на меня наплевать! Ты даже не сходишь с ума, когда меня в полшестого утра нет дома! Тебе даже в голову не приходит вытаскивать меня из пьяных компаний! – негодовал Соловьев. – У всех мужиков жены как жены – звонят, беспокоятся. За Васькой его Машка так вообще через всю Москву сама прискакала и волоком уволокла домой – любит ведь засранца. Мишкина Юлька каждые полчаса ему звонит и дает в трубку послушать, как она тарелки от злости бьет. Витькина Танька в форточку обручальное кольцо выбросила. А моей – хоть бы что! Дрыхнет себе как суслик. Тебе и без меня хорошо!

Наверное, в этот момент Люсеньке надо было разрыдаться, броситься Леше на шею и закричать:

– Мне без тебя плохо! Я без тебя не могу! Я всю ночь не спала, я все морги обзвонила!

А потом надо было бы отпрянуть, схватить какую-нибудь тряпку (погрязнее) и начать бегать за ним по квартире с грозными воплями:

– Ты у меня еще пошляешься! Ты у меня еще попьешь пива с друзьями! И никакого футбола по телевизору на месяц!

Но Люся повела себя как дура. Или как Лиля Брик. Кто знает, что происходило в этот момент в ее хорошенькой блондинистой головке? Только Люсенька, кротко и скупо заплакав, начала укладывать вещи, лопоча себе под нос что-то из Лермонтова. Кажется, про то, что некому руку подать.

Свои крохотные туфельки и ботиночки она уложила в чемодан последними. Может быть, она решила, что если реветь из-за каждого придурка, по пьянке забывающего документы в ночном клубе, то и слез никаких не хватит? А может быть, она боялась, что станет страшно некрасивой, если по ее щекам начнет стекать не смытая со вчерашнего вечера тушь, смешанная с горючими слезами? А может быть, она надеялась, что Соловьев не выдержит этого душераздирающего зрелища – бледная и тихая Люся у огромного чемодана, в котором один за другим исчезают ее милые изысканные предметы туалета? Но Соловьев выдержал. И даже помог стащить чемодан по лестнице к предусмотрительно вызванному им такси.