Пустошь, что зовется миром - страница 42

«Ты мог бы стать поэтом, если бы не умер…»

<Нет. Ты бы могла, если бы до тебя послом не был я>.

Это жалило. Она отерла слезы с глаз тыльной стороной одной онемевшей, болящей руки. И с каких это пор она начала плакать?.. Она словно прикоснулась к лицу рукавицей. Но боль была меньше, чем прежде, что давало некоторое утешение. Она старалась дышать медленно, обеспечивать ровный приток кислорода.

«Ты знал? – спросила она после долгой паузы. – Хотя бы подозревал, что советник по шахтерам использовал тебя как наживку, чтобы втянуть Тейкскалаан в войну, которую сегодня ведет Империя? Использовал тебя – и всю станцию вместе с тобой?»

Махит не получила прямого ответа; она получила эмоциональный эквивалент дрожи, постыдное чувство уклонения, необходимости думать о чем-то другом. Она получила это и приняла за «да», а еще за «хотел бы я этого не понять». Тишина в ее капсуле казалась пустой, угнетающе мрачной. Она способствовала началу этой войны, делала это из отчаяния и нужды, делала именно то, что Тарац всегда хотел от Искандра, то, от чего он всегда отказывался. Тягостное чувство вины поднималось по ее пищеводу. Неудивительно, что Искандр не хотел делиться этим с ней. Неудивительно, что у нее так сильно болели руки.

Сдавшись, с очень далекого расстояния, он сказал:

<Он хотел – полагаю, до сих пор хочет, – чтобы мы, станциосельники, были свободными. Это всегда стояло у него на первом месте. Попытка придумать нечто такое, чтобы мы сделались свободными, как если бы Двенадцать Солнечная Вспышка вообще никогда не находила нас>.

Махит попыталась вообразить, какой была бы станция Лсел, если бы тейкскалаанский император Двенадцать Солнечная Вспышка вообще никогда не нашла гиперврат, через которые проникла в этот сектор космического пространства. Если бы о том открытии не был написан исторический эпос автором, звавшимся Псевдо-Тринадцать Река, а Махит никогда бы не прочла этот эпос на занятиях по языку и не цитировала его имперским подданным, чтобы показать свою образованность. Обреченная на провал попытка. Она бы просто не существовала. Не было бы никакого созвездия эндокринной реакции и непрерывности памяти, в которых была бы хоть капля сходства с Махит Дзмаре. Подвиг воображения, который пытался совершить Тарац, был… другого эпитета кроме «героический» не подобрать.

Как события из какой-нибудь тейкскалаанской эпической поэмы – настолько героическим он был.

Махит рассмеялась, издав грубый звук, который перешел в кашель. Она закашлялась до слез и чуть не задохнулась в собственных нелепых жидкостях. Она вообще не была способна представить мир без Империи. Она думала по-тейкскалаански, метафорами имперского стиля и избыточными определениями. Весь этот разговор с имаго состоялся на их языке.

Она специально подумала на языке Станции: «Мы не свободны».

<Нет никакой чертовой свободы>, – на том же языке согласился с ней Искандр.

Человека внутри Дворца-Земля можно было увидеть тремя способами. Обычный способ, когда Восемь Антидот находился где-то с другими людьми и они смотрели на него глазами или через облачную привязку. При желании ему хорошо удавалось избегать обычного способа, помогало то, что он никогда не жил в других местах. Большинство персонала Ее Великолепия Девятнадцать Тесло пришло из Дворца-Восток и даже теперь, два месяца спустя, все еще плохо ориентировалось в коридорах. Помогало ему и то, что он был маленьким и, помимо ярко-золотой, красной и серой одежды, которой был полон его гардероб, туника и брюки, используемые им в повседневности, были пошиты из светло-серого материала, незаметного для глаза. Ему все время удавалось оставаться невидимым.