Он замолчал и отхлебнул глоток кофе. Варя давно уже не видела его таким взволнованным.
– Ты с ума сошел, – сказала она серьезно. – «Аромат Ивонны» – один из моих любимых фильмов. Вспомни, как хороша там Сандра Экстеркатт. Не смей ставить Сандру Экстеркатт в один ряд с «Форсажем», тем более седьмым.
– Как ты запоминаешь их имена? – задумчиво спросил Македонов. – Я даже повторить не возьмусь. – Сандра Экстра… экстра – что?
– Она же играла в «Холодной луне», по Буковски. Помнишь, ты же сам его притащил с какого-то развала, еще в те времена, когда диски за деньги покупали, убеждал меня, что нужно смотреть хотя бы экранизации, раз уж я не читаю книг. Память девичья?
– Название же я помню. Я просто не помню, о чем он. А он о чем?
– Два мужика слоняются без дела, придумывают разные гнусности.
– Поэтому и не помню. Это сюжет каждого второго фильма. Например, «Вальсирующие» с молодым Депардье, если навскидку.
– Не беси меня. Ты не можешь не помнить. Они там крадут труп девушки в морге и занимаются с ним любовью, а потом топят в море.
– Какая гадость, – сказал Антон. – И тебе нравятся такие фильмы?
Варя чуть не поперхнулась яичницей, и в глазах у нее вспыхнул недобрый для Македонова огонек.
– Ты совсем ополоумел?! Ведь это же ты мне его показал!
– Не знаю, – честно признался Антон. – Может быть.
– Вот… – она поискала в телефоне, доедая яичницу и убирая тарелку в раковину. – Девяносто первый год.
Как будто год выхода фильма на экраны доказывал тот факт, что Македонов откуда-то его приволок и предложил Варе его смотреть.
– Иди ты знаешь куда… – лицо Вари раскраснелось, и Македонов понял, что перегнул палку. – Все, мне пора на работу.
– Я приготовлю ужин.
Македонов попытался затушить вспыхнувшую ссору. Ему было жаль, что совершенно безобидный разговор про летящий лист неожиданно закончился размолвкой.
– Фахитос сгодится?
– К моему приходу выучишь словосочетание «сандра экстеркатт».
Варя пустила воду в ванной и появилась на пороге комнаты с зубной щеткой во рту.
– Понял?
– Тогда ты меня простишь? – спросил Македонов.
– Ты как лист, про который ты только что рассказывал, – не доставая щетку изо рта, пробурчала Варя, поэтому Македонов скорее догадался о смысле сказанного, чем на самом деле услышал. – Пока что я перехожу на бег, чтобы успеть в ту точку, куда тебя занесет, но боюсь, ты окажешься на другой стороне оживленного проспекта, и я потеряю тебя из виду.
– А тебе разве неинтересно, взлечу я или упаду?
– Интересно. Иначе зачем бы мне переходить на бег?
Она накрасила губы, поправила юбку и вышла на лестничную клетку, не закрыв за собой дверь. Македонов еще долго стоял и смотрел, как она спускается по ступенькам, потом слушал, как открылась и закрылась внизу дверь парадной, и еще какое-то время слушал тишину и вдыхал запах ее духов, смешавшийся с запахом сигаретного дыма, которым немедленно потянуло с площадки, и все-таки еще уловимый. Антон подумал, что охотничья собака вот так чует след и может бежать по этому следу, как по тропинке, не сбиваясь и не плутая, а главное – не теряя уверенности в том, что бежать надо, бежать просто необходимо, бежать жизненно важно, потому что это единственный способ сохранить и сберечь и, может быть, спастись и выжить. Или хотя бы просто спастись.
