– Ты ещё тут?! Убирайся!
– Подождите… Как вас зовут?
– Какой мне толк с тобой знакомиться, если ты сейчас уберёшься отсюда? Иди туда, откуда пришёл!
Страх, скопившийся за предыдущий день, злость на то, что ничего не получается, и я потерял столько времени зря, сгруппировались и вытолкнули наружу Анди, которого я не знал. Он кричал обо всём: о том, что пропала мама, и, похоже, коллеги её подставили, а папа отказался спасать; об изобретателе, которого нужно найти; о дыме на открытке; о дырявом мосте; ночлежке в лесу и холоде; даже о драниках, за отсутствие которых живот проклинает поеданием самого себя.
Слепой стучал палкой по моей ноге. Зачем, я понял, когда он ударил сильнее:
– Тише ты! Тут не орут. Как мать зовут?
– И… – мне было тяжело дышать. – Ида.
– Стой здесь.
Я дёрнулся было – до меня не сразу дошло, что он больше не прогоняет меня, а просит подождать. Резкий жест посохом в мою сторону всё объяснил. Не знаю, сколько я там стоял, потом ходил туда-сюда, садился на кучу сосновых иголок, бывшей мне кроватью, вставал, снова ходил туда-сюда, считал камни на стене, постоянно сбиваясь.
Недавно мой сын попросил объяснить относительность времени – я вспомнил, как оно обманывало меня у той двери. Мой новый знакомый скрылся за ней. Я ни секунды не сомневался, что он выйдет обратно, поэтому и тревожился – это могло произойти в любой момент. Старик появился с мешком в руках, вытащил что-то оттуда и швырнул мне в ноги.
– Что это?
– Сетка рыбацкая. Ты есть хотел.
– Я не знаю, как ей пользоваться. У меня нет времени, мне надо…
– И сил нет. Ты как в гору лезть собрался?
– Так вы меня пропустите?
– Если тебе угодно есть сырую форель, я возражать не буду. Там, – он показал посохом в сторону стены, – ты поешь нормально. Потом пойдёшь, куда тебе надо. Хотя я бы не советовал.
– Почему?
– Я так понял, – он тянулся палкой к сети, – помощь тебе не нужна и есть ты передумал.
– Нет, стойте! Я просто никогда… Я не умею.
– И?
– Я никогда не был на рыбалке. Мне двенадцать. Одиннадцать.
– Я знаю. И?
– Знаете? Откуда?
– Или ты мальчишка, или ростом не вышел. На вот, – он протянул мешок.
– Это зачем? – в сети я легко бы поместился сам, даже не сворачиваясь клубочком, а в мешок влезло бы штук десять таких.
– Думал один будешь пузо набивать? С парой рыбин не возвращайся.
«А сколько я должен наловить, чтобы меня пустили? Может, их там тысячи – тех, кого надо накормить. Может, нужно набить мешок доверху. Может, пошлют ещё…» С этими мыслями я плёлся через рощу обратно к реке, вновь встречаться с ней не хотелось. Ноги еле-еле волочились: то ли я действительно так ослаб от голода, то ли оттягивал выполнение задания, потому что не представлял, как с ним справлюсь.
Но я смог. Форели в реке было много. Наверное, если бы я всё делал правильно, заполнил бы мешок быстро, но даже несколько часов, которые мне понадобились, я до сих пор считаю невероятным успехом. Размеры снасти намекали, что ей можно вытаскивать не по одной рыбе за раз, а у меня получалось по одной. Но получалось же! В безумном потоке эти серебристые создания каждую секунду борются за свою жизнь, что сделало их сильными и такими же стремительными, как течение. Они не давали послабления и заставили меня побегать вдоль берега, как ни на одном уроке физкультуры не доводилось. Я промок, ободрал руки о камни, штаны тоже от них пострадали. Тем большая гордость брала за мешок, с которым я теперь шёл к стене. И пусть ноги мои снова волочились, это было из-за тяжести добычи, что прилично подняло мне настроение впервые со вчерашнего утра. С женщиной, ждавшей у двери, я поздоровался с улыбкой, только взаимности не получил – она тоже была слепой.
