Два монаха в рясах, с поднятыми кверху руками, неподвижно стояли по обе стороны огромного каменного креста. Их суровая неколебимость объяснялась просто – они также были высечены из камня. Поворот горной дороги образовывал небольшую площадку, а сама дорога уходила под тенистые своды деревьев. Площадку и высокую скалу напротив разделяло глубокое широкое ущелье.
Три изваяния стояли на пике этой скалы. Монахи ладонями касались облаков и, возможно, в этих краях заменяли атлантов. Хотя при более пристальном взгляде в фигурах проглядывала затаённая скорбь и желание защитить раскинувшуюся под ногами местность. Верон снова, как и по дороге к морю, подумал о страхе местных жителей, вложивших столько труда в надежде на защиту высших сил. Солнце стояло высоко, и верхняя трансильванская дорога выглядела вполне мирно. Движение транспорта здесь практически отсутствовало, селения заканчивались по мере подъёма, и дорога приглашала узнать, как она выглядит в лесу.
Остановка на площадке не была случайной. Прямо на повороте Кузнец заметил, что у «мерса» спущено колесо. Он съехал на обочину, друзья вышли из машины и облокотились на неё, созерцая обращение монахов, которое с этой точки, на фоне синего неба и лёгких белых облаков, выглядело особенно внушительно.
– Колесо, как специально…
Верон произнёс эту фразу в расчёте на реакцию Кузнеца. Кузнец откликнулся, и в его глазах сразу блеснул огонь.
– Да, мы уже в диалоге.
Верон приложил ладонь к уху и вслушался в пространство. Кузнец усмехнулся.
– Не то ухо.
Верон с серьёзным видом сменил ухо и ладонь. Кузнец добавил:
– И не это.
– У меня нет больше ушей.
– Не надо. Ни больше, ни меньше.
– Но я тоже хочу… в диалоге…
– Будь.
– Намекни хоть как. И с кем.
– Для этого диалога не нужны уши.
Кузнец, похоже, оседлал конька по кличке Прогон, и Верон решил молча подождать его аллюра. Саша продолжил:
– Уши нужны для слов, а где нет слов – и ушей не надо. И тот, с кем мы в диалоге, не имеет имени.
Девушка из облака нашла способ напомнить о себе, хотя Кузнец о ней ещё ничего не знал.
– Почему?
– Потому что имя – это слово.
– Ладно. Ты не знаешь, с кем ты в диалоге, но знаешь, что в диалоге с кем-то. Чтобы поговорить о нём дальше, всё равно к нему нужно что-то приклеить. И лучше покороче, чем «Тот, который в диалоге без ушей и слов».
Кузнец подумал и ответил:
– Ты прав. Просто «Тот» будет покороче. Но не забывай, что это имя без имени.
– И когда ты узнал, что Тот с тобой на связи?
– Когда остановился и увидел монахов.
– Может, это знак включить заднюю?
Ответ Кузнеца был ясен заранее, но Верон сознательно подбрасывал дров.
– С задней – сам знаешь… Но дело не в этом. Мы едем за впечатлениями. Тот вполне гостеприимен и со старта намекает, что с ними будет всё в порядке. И есть ещё один знак. Я вдруг увидел, как мы сейчас… своим странным разговором похожи на двух героев… в начале фильма «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». И одного из них играет Гари Олдман. Как и Дракулу…
– Бодрое название, – Верон покачал головой и снова вспомнил пуму. – А почему ты решил, что Тот… а не Та?
– Да хоть Те, хоть Эти. Слова живут отдельно.
– Может, ты просто гоняешь сам с собой? Колесо – совпадение, а твой Тот – это твой Ты?
