Ведь на самом деле сотник не нуждался ни приключениях, ни странствиях по невиданным ранее землям. А только славы, признания и, конечно же, почитания жаждал Тит. И пусть ценой этого почитания становились реки крови, пролитые на полях сражений, лишь бы отравленную тщеславием душу иллюзорно радовали выкрики толпы, восхищенной подвигами великого воина империи. Именно этой мнимой цели желал Тит с самого детства, даже не подозревая, что болен душой и потакает своими поступками этой практически неисцелимой болезни. И никого рядом не оказалось, кто мог подсказать ребёнку, а затем юноше, что он заблуждается, уверенно двигаясь к бездне, будучи ослеплённым сладким пороком. Да и не могло быть такого подсказчика в жизни Тита. Потому как каждый человек, попавший в сети тщеславия, затаивает его в своей душе, холит, лелеет, не подпуская к этому пороку никого, уверяя себя в том, что это на самом деле невероятное благо, доставшееся, как избранному небесами счастливчику. Это мнимое благо со временем полностью овладевает душой, и, когда приходит время платить за собственную ложь, порок безжалостно вырывает часть сущности глупца, оставляя в ней зияющую безразличием к себе Пустоту.
Тит походил сейчас на живой труп, лежал на тверди неподвижно, и только редкое дыхание выдавало присутствие жизни в побеждённом пороками воине. Сотник уже умер, осталось только остановить упрямо бьющееся сердце, не желающее поддаваться безысходности, поглотившей душу. Но этот недостаток должен был устранить на рассвете палач. И чтобы заплечных дел мастер бил, не жалея осужденного, Клавдий прикладывал в этот самый момент все усилия.
Помощник трибуна после объявления приговора немедленно нашёл палача и, не пожалев золота, обеспечил однозначную смерть своему обидчику. Только Тит этого не знал. Да ему и не требовалось это знать. Безразличие полностью овладело сущностью легионера, лишая возможности сопротивляться.
Звенящая тишина, сопутствующая унынию, давила на сотника, стараясь лишить слуха, мешая человеку избавиться от пут порока. Но тут неожиданно до легионера всё же донеслись голоса собратьев, продолжающих обыденную жизнь в военном лагере, и Тит вспомнил условие казни, при котором оставшиеся в живых воины былой сотни смогут избежать смерти только, если он сам выживет.
Созданное долгими годами тяжёлых походов чувство взаимовыручки, когда, рискуя своей жизнью, помогаешь победить смерть своим собратьям, заставило Тита приложить всю свою волю, чтобы вырваться из оков безразличия и, хотя бы в последние мгновения жизни совершить поступок не для себя, не для услаждения порока, а для других людей. Сотник не желал сейчас жизни, так как смысла в её продолжении более не видел, но чувствовал: выжить обязан, дабы избавить своих подчинённых от гибели.
Медленно поднявшись с тверди, Тит посмотрел сквозь прутья клетки в даль ночного звёздного неба и мысленно произнёс:
– Тьма! Если ты действительно мне благоволишь, помоги выжить ещё один раз. Не для себя прошу, для собратьев! А потом можешь взять меня в свои вечные слуги, если такой воин империи, как я, тебе нужен!
Ответа от Тьмы сотник не дождался. Звёздное небо также безмолвствовало, подмигивая своими многочисленными недосягаемыми светилами, похожими на всевидящие глаза. Тит опустил взгляд. И, понимая, что силы ему на рассвете пригодятся, как никогда ранее, сел на твердь, прислонившись к прохладным металлическим прутьям. Закрыв глаза, сотник отогнал прочь все мысли и чувства, заставив себя уснуть.
