Лишь Соуз-хан продолжал стоять, вдавливая носком сафьянового желтого сапога в землю древко бунчука[9].
– Я по закону имею право на поединок с ним, – высокомерно проговорил он, когда крики утихли. – Но я же могу выставить вместо себя любого воина. Пусть старейшины ответят мне: прав ли я?
Старейшины, не ожидавшие такого поворота, склонили головы друг к другу и долго шептались. Наконец Катайгул поднял руку и произнес:
– Да, Соуз-хан, ты имеешь право на поединок, если Едигир не пожелает отказаться от ханского шатра. Ответь, Едигир.
Едигир увидел, как все взоры обратились к нему, все ждали его слова. Спиной он ощущал горячее дыхание Рябого Нура и, чуть помедлив, тихо проговорил:
– Я согласен на поединок с Соуз-ханом или с тем, кого он выставит.
Старейшины вновь склонили седые головы и тихо зашептались. На этот раз совещались они долго. Едигир уже думал, что они отменят поединок или примут иное решение. Но вновь послышался голос старого Катайгула:
– Мы приняли решение, доблестные воины! Пусть будет поединок, но не должна пролиться кровь претендентов на ханский шатер. – Катайгул чуть остановился, набрав в грудь побольше воздуха. Собравшиеся слушали, не перебивая. – Они не будут драться друг с другом…
– Как?! – вскричали все разом.
– …Мы предлагаем иной поединок, чтобы воины не обнажали оружия друг против друга. Пусть хана выберет наш предок, медведь Аю, ему решать участь претендентов. Мы отведем их в лес и предложим сразиться с медведем. Кто выйдет победителем, тому и быть нашим ханом!
Гул одобрения прокатился среди собравшихся. Слышались отдельные выкрики, но общее напряжение спало, и каждый обсуждал с соседом возможность исхода поединка. Катайгул, уставший от долгой речи, вытирал с лица пот и внимательно оглядывал беков, споривших меж собой.
Только Соуз-хан, казалось, остался недоволен и, еще раз с презрением взглянув на Едигира, направился к старейшинам.
– Пристало ли будущему сибирскому хану шляться по таежным урочищам и гоняться за каким-то там медведем? Его жалкая шкура не стоит и половины цены моего халата, который мне придется трепать на болоте…
– Я могу поменяться с тобой халатами! – закричал громко один из охранников покойного хана Касима. – Я своим халатом не особо дорожу, – и он просунул грязный кулак через здоровенную дыру в поле грязного и замызганного серого халата, в который был одет.
– Что же предлагает почтенный Соуз-хан? – спросил его, не вставая с земли, Катайгул.
– Пусть медведя приведут сюда, и я покажу всем, как владею оружием, – Соуз-хан надменно выпятил свой живот и положил руку на саблю в дорогих ножнах.
Первым засмеялся за спиной Едигира юзбаши Рябой Hyp, за ним и воины, раскрыв в безудержном смехе рты, начали тыкать пальцами в Соуз-хана, выкрикивая:
– Медведя ему сюда привести! Видали?
– Он не пойдет медведя в лесу искать!
– Вот пусть сам и ведет его сюда! Ха-ха-ха!..
– Медведя… На веревке… Сюда…
Следом заулыбались и старейшины, качая головами и поглядывая то на Соуз-хана, то на кривляющихся перед ним воинов. Наконец тот не выдержал и, круто повернувшись на высоких каблуках, пошел к своему коню, а следом за ним соскочили и его родичи, соседи, остальные прихлебатели.
Но на другой день Соуз-хан прислал гонца с известием, что согласен принять на любых условиях участие в поединке и просил сообщить день сбора. Старейшины назначили испытание на шестой день…
