И только они, «христяне», да их единоверцы из других известных им скитов истинно спасутся и получат вечное блаженство после воскрешения. Само общение с грешниками, слугами антихристовыми является большим грехом, требующим многочасового замаливания. Даже на встречу с мирянами с целью обменять шкурки послы получают соответствующее дозволение Старца и напутствие, какие молитвы следует читать до, какие после общения с «богохулителями» и «отступниками». На самом деле это не одно и тоже. Если первые изначально считались врагами веры христианской, то вторые, по малодушию своему, предались им, отступившись от веры истинной к мракобесию Антихристову. Первых следовало опасаться и ненавидеть, вторых дозволено жалеть и молиться за грешные души их. Моим непонятным, неустановленным статусом, а не только тем, что я просто чужак, и объясняется неподдельный страх местных предо мной. Поэтому, как все считали, община оказывает мне безмерную честь, согласившись принять в свои ряды. Основной спор на совете, по словам Матвея, велся о том, чего во мне больше, благости или греха. Перевешивало ли то, что я спас Силантия, то, что он по моей же вине чуть не погиб? К моему удивлению чашу весов в мою пользу склонил Архип. Он напомнил старикам, что я был схвачен против своей воли, а посему имел полное право, пока не знал кто они, пытаться вернуть себе свободу. Архип признал, что вина в том лежит и на нем, ибо это он вовремя не растолковал чужаку кто они. А в том, что я сам вышел к ним, виден промысел божий. Все согласились с этим. Старец вынес решение: коли я буду крещен в веру истинную, то так тому и быть – я стану одним из них. Заодно наложил епитимью на Архипа за признанный им проступок, посчитав, что большим грехом то с его стороны не является. Казалось хозяин несказанно рад тому, что все так хорошо обернулось. Особенно он остался доволен тем, что жить мне определено у него. Во всяком случае до тех пор, пока я не женюсь и не справлю свою избу.
Остаток вечера Матвей учил меня, какие мне станут задаваться вопросы на таинстве крещения и как следует на них отвечать. Как правильно креститься. Как, когда и сколько следует класть поклонов. «Никогда не клади поклон, как осеняешь себя крестным знаменьем, – наставлял старик, – Перекрестился, только затем кланяйся. Ибо в противном грех велик. Нельзя крест к земле гнуть. То понятно?». Разъяснял, пред какой иконой какие слова говорить. И, главное, о чем ни в коем случае нельзя упоминать.
Даже домашние деда, после принятого решения, облегченно, казалось, вздохнули и заметно изменили ко мне отношение. Теперь я хоть и не свой, но уже не чужак, за общение с которым последует строгое наказание. Аленка вприпрыжку бегала по избе, сначала робко, а затем все беззаботнее и радостнее. Временами она лишь, словно опомнившись, замирала и с опаской поглядывала на меня. Но через минуту вновь игралась как котенок. Даже молодая вдова, скромно опустив глаза долу, вышла из своей комнатушки и принялась хлопотать по хозяйству.
Рано поутру, до рассвета, Матвей поднял меня. У избы Старца собралось человек пятнадцать. Как я понял – все взрослое дееспособное мужское население скита. Вскоре вышел и сам патриарх. Он был бос и одет лишь в длинную не подпоясанную домотканую рубаху и такой же ткани штаны. Молчаливая процессия двинулась к реке, вдоль берега которой спустилась несколько ниже по течению, к небольшому заливу, метрах в пятистах от скита. Старец завел меня по пояс в воду и велел скинуть всю одежду, бывшую на мне и бросить её в воду. Затем, положив правую руку мне на голову и вполголоса читая молитву, принудил окунуться с головой. Едва я вынырнул, спросил: «Веруешь ли в отца нашего всемогущего?», Я отвечал «Верую». Он тут же второй раз погрузил меня в воду, а затем в третий. И каждый раз задавал тот же вопрос. И каждый раз я отвечал – «верую». Как ни был я взволнован происходящим, однако заметил, что Старец говорит только об Отце, Творце сущего, но не упоминает ни Исуса, ни Духа Святого. Что это – отрицание триединой сущности Создателя, принятой в большинстве христианских течений или просто сложившаяся в общине традиция?
