В те же годы меньшая часть российского общества, но самая громкоголосая и активная, была убеждена в необходимости полного отказа от традиции ради успешного преобразования страны на заимствованных у Запада началах прогресса, атеизма и социализма. Митрополит Вениамин (Федченков), вспоминая то время, говорил о «недуховном состоянии России» (32, с. 190). Первым врагом для меньшинства стала Церковь. Оптина испытала удар на себе.
В начале лета 1904 года в монастырь явился некий студент Духовной Академии с рекомендательным письмом от ректора, который просил дать возможность подателю провести каникулы в монашеском послушании. Молодой человек был принят по обыкновению радушно и ласково. Для начала дали первое послушание – на кухне чистить картошку и мыть посуду, потом позволили и петь на клиросе. Всего этого было уже немало, но ученому послушнику показалось недостаточно добросовестного исполнения названных послушаний. И он стал самочинно молиться по ночам вместо отдыха. Старцы позвали академиста и увещали его соблюдать меру, исполнять то, что благословлено, иначе можно было впасть в прелесть вражескую. Но самонадеянный умник отвернулся от них, простых, «серых монахов». Вскоре он впал в такое состояние буйного умопомешательства, что пришлось 1 августа посадить его в больницу под замок; небольшое окно там было закрыто железой решеткой.
А 2 августа, когда во Введенском храме пустыни шла утреня, в тот момент, когда иеромонах Палладий ходил с каждением и алтарь был совершенно пуст, в раскрытые западные ворота церкви вошел некто совершенно голый. Храм был полон народа, у самой входной двери стояли несколько физически крепких монахов, но на всех напал такой столбняк, что никто не смог двинуться с места. Голый величественной походкой прошел мимо богомольцев, перекрестился перед иконой, вступил на правый клирос – и певчие, все взрослые монахи, в паническом страхе бросились в разные стороны. Тут голый ударом кулака распахнул царские врата, вошел в алтарь, сбросил с престола Евангелие и крест и – встал во весь рост на престоле, подняв кверху обе руки…
Это был тот самый академист. Тут точно кандалы спали с монахов, все разом бросились, подмяли и связали новоявленного бога, который улыбался такой сатанинской, злой усмешкой, что нельзя было смотреть на него без ужаса. Поразительна была его сила, позволившая разломать раму и решетку его заключения, а одного из монахов он так ударил кулаком по ребрам, что след этот сохранился на много лет.
Мудрые из Оптинских подвижников поняли это как предсказанное апостолом Павлом о пришествии человека греха, сына погибели: в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога (2 Фес. 2, 4).
Когда академиста водворили в его келью, он сразу пришел в себя. На вопрос, что с ним было, ответил: «Все хорошо помню. Мне это надо было сделать: я слышал голос, который повелевал мне это совершить, и горе было бы мне, если бы я не повиновался этому повелению…» (105, с. 15–19). Оскверненный храм временно закрыли. Провели его малое освящение, но в этом событии явственно виделся прообраз грозного грядущего.
Шестью годами ранее архиепископу Курскому Ювеналию (Половцеву), бывшему ученику старца Амвросия, пришлось пережить не менее страшное событие: взрыв в соборе Знаменского монастыря. Заряд большой мощности был положен у подножия шестисотлетней святыни – Курской иконы Знамения Божией Матери. Разрушения в соборе были огромны, но чудотворный образ остался цел и невредим (169, с. 126).
