– Неужели синьорина и впрямь так любит макароны? – спросил юноша, изумленно уставившись на меня огромными черными глазами. – По ее фигуре этого никак не заподозришь.
– Да! Да! Я же тебе итальянским языком говорю, – сказал ди Корти на планетном.
Я решила, что пора и мне принять участие в этой беседе.
– Я без макарон просто жить не могу. Болеть начинаю, если долго их не ем. – Для убедительности я взмахнула обеими руками, потом правую прижала к животу, а левую – к сердцу. – Моя любимая бабушка тоже их обожает. Она просила передать, что вскоре ей понадобится еще такая же партия. Мы с ней готовы за макароны отдать все – деньги, книги, честь и собственные души…
– Я беру только книгами, – буркнул ди Корти. Но он уже остывал, получив от меня поддержку. – Останавливай фабрику, Леонардо. Пойдем грузиться.
Леонардо не глядя ткнул в какую-то кнопку на пульте, макаронный агрегат с облегчением всхлипнул и затих.
На фабрике оказалось еще одно помещение – это был склад готовой продукции. На железных стеллажах стояли знакомые мне картонные коробки, только теперь каждую из них кокетливо обвивала крест-накрест широкая красная лента с жирной надписью белым «Корти – макароны». Коробки были тяжелые, Леонардо носил к джипу сразу по две штуки, а мы с хозяином по одной. С погрузкой мы провозились до темноты, долго устанавливая и переставляя коробки в салоне джипа, стараясь вместить побольше. Мое спальное место тоже заняли макаронами, но я решила с этим не спорить: в конце концов можно поспать одну-другую ночь и на передних сиденьях.
– Вы сейчас же поедете назад? – спросил ди Корти, когда мы закончили.
– Бабушка не разрешает мне ездить по горам ночью.
Старик, похоже, немного растерялся.
– Э… Видите ли, синьорина… ваша бабушка всегда ночевала у меня, но я представлял ее семье как свою старую любовь.
– А вы не можете представить меня семье как свою новую любовь?
Старик окинул меня оценивающим взглядом и покрутил головой:
– Семья этого не поймет.
Уау! Не будет мне сегодня ни душа, ни чистой постели, ни ламбрекенов…
– В таком случае, чао, синьоры! Милле грацие за макароны! – этими словами был исчерпан почти весь мой итальянский словарный запас, но он произвел нужное впечатление.
– Стойте! – заорал ди Корти, видя, что я открываю дверцу кабины. – Леонардо, осел ты этакий! Да будь же кавалером, разве ты не итальянец? Пригласи синьорину переночевать у тебя!
– Я бы с радостью, но как я могу оставить фабрику?
– Хитрец! Лентяй! Ты и так работаешь всего по часу в день, ровно вдвое меньше, чем работал бы на Мессию! Да и добрую половину этого времени ты проводишь, гоняясь за индейцами. Ладно, на завтра я объявляю тебе выходной.
– Завтра у меня и так выходной, с вашего позволения, завтра – восьмерик, хозяин. А послезавтра, в одинник, я хотел навестить свою тетушку, у нее день рождения – надо поднести ей пачку макарон, она будет рада.
– Негодяй! Ты хочешь остановить фабрику на два дня?!
– На три. Вы же знаете, как далеко живет моя тетушка.
– Нет!!!
– Да!!!!!! А иначе я объявлю забастовку на всю следующую неделю.
– Трижды и четырежды прохвост! Забирай синьорину и проваливай на три дня!
– Благодарю, хозяин. Я знал, что вы всегда меня поймете. Поехали, синьорина!
– Э! Сначала отвези меня на виллу! Не на джипе же мне ехать. Я не хочу, чтобы он лишний раз мелькал у меня перед домом.
– Макаронщик. Грузчик. Да еще и личный шофер! – Леонардо скрестил руки на груди и печально уставился на запыленные балки потолка.
