– Тита связать и ко мне! – бросил начальнику охраны трибун, покидая поле битвы, и, слегка ударив коня в бок, поскакал в лагерь.
Легион покидал поле битвы, забирая погибших товарищей, впервые не одержав победу. Тит сидел возле нескольких окровавленных тел погибших воинов, обнявших друг друга так, будто они были братьями, хотя при жизни являлись лютыми противниками. И только смерть смогла их помирить.
Воткнув меч в твердь мира, сотник наклонился над ним, прислонившись головой к эфесу. Он тяжело дышал, пытаясь восстановить силы, и не верил, что остался в живых, когда шансов на спасение уже не было. Перепачканный чужой кровью, сотник издавал тихие непроизвольные стоны, словно из него пытался вырваться засыпающий после битвы зверь. Глаза непривычно слезились, руки от усталости слегка дрожали, во рту всё пересохло.
Тит был готов отдать всё состояние за глоток воды, кажущийся сейчас спасением – то ли души, то ли тела – от смерти, продолжающей, как ему казалось, парить над головой, не желая отступаться от выбранной жертвы, сумевшей всё-таки ускользнуть из её цепких костлявых рук. Сердцебиение громко отдавалось в голове, упрямо напоминая о жизни. Тит невольно стал считать удары сердца, и в этот момент кто-то его толкнул.
Сотник поднял голову и увидел перед собой флягу. Отбросив меч, он вырвал спасительный сосуд у неизвестного благодетеля и прильнул к живительной влаге с небывалой жадностью. Командир сотни, от которой осталось не больше десятка воинов, пил и пил, не в силах остановиться. Но вот благодетель резким рывком отобрал флягу, и тихим, властным голосом произнёс:
– Следуй за мной к трибуну!
Тит прищурившись, посмотрел на спасителя, напоившего водой, и узнал в нём помощника трибуна, Клавдия, который недолюбливал сотника, и этого никогда не скрывал.
– Клавдий? – удивился Тит. – С чего это ты за мной лично соизволил прийти?
– Приказ трибуна – доставить тебя к нему живым, – с усмешкой ответил Клавдий. – А вот и охрана трибуна! Наверное, чтобы ты не сбежал! – злорадно засмеялся он.
– Я никогда ни от кого не бегал, – шёпотом произнёс сотник. – С чего ты взял, что сейчас побегу? Да и зачем мне это?
– Может, за тем, что за нарушение приказа неминуемо следует смерть. Ведь ты со своей сотней единственный, кто не отступил по приказу трибуна, и ему пришлось жертвовать воинами, чтобы спасти твою задницу.
Тит опустил голову, поняв, что смерть не зря над ним вьётся, а её голодный оскал ему вовсе не померещился: сумев избежать гибели на поле битвы, он обязательно отправится в костлявые объятия после сражения, только теперь с позором перед всем строем. «Лучше бы я погиб от клинка врага!» – промелькнула мысль в голове сотника, и в этот момент у него забрали оружие. Один из личных охранников трибуна быстро связал сотнику руки и поднял его на ноги.
– За мной! – резко приказал охранник Титу. Привязав пленника к седлу коня, он вскочил в седло и неспешно поехал в сторону лагеря.
Остальная охрана немедленно окружила сотника, и вся процессия, которую замыкал не скрывающий радости Клавдий, двинулась к трибуну.
* * *
Мгновение… Ещё мгновение… Подобно биению сердца, разум неустанно отмерял мимолётное существование там, где нет ничего, кроме вымышленных мгновений, пытаясь сохранить себя в бесконечном ритме безудержной погони за собственной угасающей памятью, являющейся бесценным остовом бытия, настойчиво утверждающим, вопреки окружающему равнодушию, что «я» есть…
