В предчувствии чего-то неизбежного и страшного в будущем, Ас не мог избавиться от гнетущего изъедающего состояния души, будто что-то извне предостерегало монаха от совершения какой-то ошибки. Эта неопределённость грядущего с каждым днём усиливала тревогу на сердце и начинала довлеть над разумом. Его словно подчиняли чужой воле, стараясь постепенно и уверенно превратить в послушную марионетку. Всё чаще Ас не мог спать по ночам, заметив, что уже давно боится расслабиться хоть на мгновение, и, потеряв контроль над собой, перестанет навсегда быть самому себе хозяином. Это жутко терзало послушника, так как он был убеждён, что самое бесценное, чем ему удалось обладать – право выбора. А для этого необходимо полностью контролировать и разум, и душу, и тело.
Спустя какое-то время музыка запечного мастера всё же смогла затмить прочие звуки в храме, и Ас, упустив всего на мгновение тревожные мысли, незаметно для себя практически забылся, опустошив сознание для плавно, но настойчиво втекающих в него умиротворяющих мелодий. Веки монаха стали тяжелеть, и он начал медленно проваливаться в сладкий мир снов, как вдруг услышал незнакомый голос:
– Замечательно, стервец, играет! Душевно!
Монах вздрогнул от неожиданности и прислушался к тишине, но, кроме редкого сапа собратьев и громкой трели сверчка, ничего не услышал. С усилиями подняв голову, Ас огляделся – в помещении все спали. «Показалось!» – подумал он и повернулся на бок.
– Нет, не показалось! – снова раздался в голове монаха голос.
– Кто здесь? – вскочив с постели, шёпотом, еле слышно спросил Ас, чтобы никого не разбудить.
– Выходи во двор, где ты сегодня провожал звезду. Я жду тебя, – произнёс незнакомец.
Путы сна мгновенно исчезли. Монах поднялся, поспешно облачился в белоснежную тогу, в которой средь ночной тьмы стал похож на привидение, и аккуратно, на цыпочках вышел во двор.
Здесь, вне храма, ни музыки сверчка, ни сопения спящих монахов слышно не было. Вообще ничего и никого не было слышно, что сразу насторожило послушника. Это показалось Асу весьма странным, так как, проводя многие бессонные ночи на улице, единственным, что скрашивало одиночество, было многообразие различных шорохов и постоянное копошение ночных тварей, вылезающих из убежищ на территории храма только после захода звезды. А сейчас во дворе царила густая, несколько искусственная тишина, от которой на душе становилось тревожно и необычайно одиноко. Внутренне Ас съёжился, будто хотел защититься, или, того лучше, спрятаться от беззвучия. Возникла даже мысль вернуться обратно. Но любопытство взяло верх, и монах вышел на середину двора.
Ас огляделся – вокруг никого не было. Но в душе поселилось однозначное чувство, что за ним пристально наблюдают. Причём смотрят не на него, а внутрь, пытаясь что-то рассмотреть. От взгляда невидимого незнакомца стало ещё тревожней, и настолько не по себе, что захотелось рвануть наутёк, подальше отсюда, но не столько от незнакомца, сколько от страха, который вселял пронзительный взгляд. Только от себя бежать некуда.
Понимая нехитрую истину, Ас оцепенел, разрываясь между желанием убежать и осознанием бессмысленности побега.
– Кто здесь? – Ас приложил немалые усилия к выдавливанию из себя вопроса.
Ответом была всё та же звенящая тишина и ощущение гнетущего взгляда. И потому монаху ничего не оставалось, как ждать, когда незнакомец насмотрится в его душу и соблаговолит явиться.
