Стонов сотника уже никто не слышал, и легион понял, что до десятого удара Тит не доживёт. Многие воины опустили взгляды, чтобы не видеть жутких мук собрата, которого они уважали и старались быть на него похожими. Трибун также не в силах более смотреть на казнь лучшего воина, поднял взгляд выше столбов и постарался отвлечься небом. И только Клавдий, забыв скрыть злорадную ухмылку, пристально наблюдал за медленно теряющим жизнь обидчиком, боясь даже моргнуть, чтобы не пропустить долгожданного момента смерти.
«Восемь! – уже более тихим голосом отсчитал начальник охраны трибуна. – Девять!» А Тит ещё был жив, давая это понять конвульсивными подёргиваниями тела после ударов. «Десять!» – оповестил голос, который уже никто не слушал, и сотник, вскинув в последний раз побледневшее лицо к небу, уронил голову, уперев полузакрытые глаза в твердь мира.
Он выдержал только десять ударов, а его почти мёртвому телу предстояло получить ещё пятнадцать плетей. Разум Тита, продолжающий агонизировать в пучине боли, находился в невероятном шоке, не в состоянии мыслить. Душа рвалась на волю, и, чтобы покинуть тело сотника, на мгновение замерла в ожидании желанной смерти.
И вдруг твердь под ногами Тита разверзлась, и он стремительно начал проваливаться вниз, сквозь плоть мира. Его падение ускорялось.
Миг, другой… и перед взором легионера предстали два океана огня, что бушевали друг перед другом, неся потоки огненных масс крови Сущего. Тита обдало невероятным жаром. Он отвернулся, пытаясь защититься от огненного дыхания океанов, и увидел позади себя, в закручивающемся огненном портале застывшую фигуру палача, занёсшего над собой плеть для очередного удара. Время для легионера остановилось. Он всё ещё был жив, но вступил уже одной ногой в Пекло, которое ждало его душу для предстоящих вечных мук за совершённые убийства во имя империи.
– Добро пожаловать в Пекло! – услышал чью-то мысль Тит.
Он повернулся вновь к огненным океанам, и смог заметить еле видимую прозрачную фигуру неизвестного существа.
– Кто ты? – спросил сотник.
– Тот, кто услышал твою мольбу к Тьме и договорился с её повелителем, чтобы ты стал великим воином, каким мечтал стать с детства.
* * *
В этот раз я не летел во Тьме, а стремительно пронзал её, перемещаясь настолько быстро, что разум поначалу не мог ориентироваться в пространстве, испытывая серьёзные потрясения. Но впечатления от такого невероятного движения, которые испытывала душа, захлёстывали настолько бурно и поразительно, что остановиться не было сил. Причём не только я пронзал столп Сущего, но и он протекал сквозь меня, оставляя в моей сущности следы колоссальных по объёму чувств и потоков информации. И когда они создавали впечатление невыносимой ноши, мне приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть хоть ненадолго. Передохнув, я вновь устремлялся вперёд, не важно куда, лишь бы вкусить долгожданное ощущение жизни, пусть непривычной от постоянного столкновения двух сущностей, моей и Тьмы, но не менее притягательной и желанной в восприятии.
Мимо пролетали многочисленные тёмные миры, казавшиеся от сумасшедшей скорости размытыми пятнами. Временами мой беспорядочный путь пересекали потоки огненной лавы, что безудержным течением прорывали плоть тёмного столпа Сущего, который немедленно затягивал то и дело возникающие раны. А я всё не мог насладиться ощущением обретённой жизни, новой, неизвестной и оттого вызывающей жгучее любопытство. Во мне стала расти ненасытность новых впечатлений, которую с каждым мигом становилось всё труднее контролировать, и потому мне вновь приходилось прерывать движение, чтобы держать на коротком поводке стремящийся подчинить мою душу порок, который, как и прочие пороки, был неотъемлемой частью новой души.
