Не могли кшари рыскать по Галактике и нападать на людей просто так. Не могли, и все. Никто из кшари не пойдет против воли Великих, а те требовали совсем иного. Стражи защищают дом, не более того. Да и если бы было так, как говорит Мэтт, их бы давно нашли. Космофлот семьсот лет смотрел бы, как у них людей из-под носа воруют? Всесильная Терра, на которую тут все молятся, не вмешалась бы раньше? Да чушь это все!
Ал резко затормозил, упираясь руками в парапет. Он даже не заметил, как добежал до моря. Постоял, а потом легко запрыгнул на невысокую стенку и сел, свесив ноги.
Может, на станцию Мэтта действительно напали кшари, и этому было наверняка какое-то очень простое объяснение, он просто его не знал. И Мэтт не знал. Или просто глупая случайность… такая же, как с кораблем седого… и с кораблем его родителей. Как-то слишком много случайностей на один парсек выходит.
С моря дул ветер, и Ал подставил лицо, ловя соленые брызги. Волны стукались о камень, взбивая воду в белую пену, и их тихий плеск успокаивал, уводил мысли в сторону. Далеко на горизонте собирались тучи, черной полосой отрезая воду от неба, но они были еще далеко и к суше доползут только к вечеру. Значит, ночью будет дождь.
В одном Мэтт ошибался: если его и отправят к алтарю, то вовсе не затем, чтобы он принес кого-то в жертву. Он никогда в жизни не сможет объяснить дагару это море, мороженое в вафельном стаканчике и прозрачного клоуна с красным носом. А самое главное: он не сможет им объяснить, почему до сих пор жив. По правилам кшари он должен был умереть еще на корабле, а не сидеть сейчас на камне, разглядывая мелкого краба, запутавшегося в прибое. Как объяснить, что враг оказался настолько сильнее, что с ним невозможно было драться? Не сможет он этого объяснить, а значит, решение Совета будет однозначным, он уже не птенец, второго промаха ему не простят.
Ал крепко сжал висящую на шее фигурку.
Ложиться под нож жреца не хотелось. Это была неправильная мысль, ненужная, но Ал никак не мог ее прогнать. Он вернется только для того, чтобы шагнуть в Чертоги… И неважно, хочет он этого или нет, он дал клятву, и тот нож, вошедший в сердце брата, лишил его права выбора. Он может идти только одним путем. Мэтт этого никогда не поймет, да и невозможно это понять, это можно только чувствовать, а для этого надо быть кшари.
Великих нельзя просить о помощи, но Алу не нужна была помощь, у него были вопросы, и он хотел получить на них ответы.
На ужин он все-таки опоздал. Успел только забежать в комнату, забрать сумку с вещами и получить на складе увесистый пакет с новой формой.
Новый дом практически не отличался от старого, в котором они полгода прожили с Мэттом. Те же два этажа, на первом – кухня, душ и учебная комната, а на втором – спальни. Почти те же кельи, только с мебелью. Еще были комнаты куратора, но у них был отдельный вход. Единственное, в старом доме они жили вдвоем с Мэттом, а теперь их будет шесть человек.
Ал, не снижая скорости, подлетел к дому и, посмотрев на часы, выдохнул – до отбоя еще было время, а значит, он успел. Поднялся по ступеням, толкнул дверь и прислушался к доносящимся из кухни голосам. Судя по всему, остальные давно уже собрались, он провозился дольше всех. Ал отнес сумку наверх, в комнату, и только после этого пошел на кухню – знакомиться.
Кормили их обычно в общей столовой, но в каждом доме была специальная комната с чайником, печеньем в шкафу и фруктами в холодильнике. Ал уже перестал удивляться причудам диких: ну боятся они, что с голоду умрут между ужином и завтраком, их дело, зато если не хочется, можно в столовую не бежать, никто не заставляет, а обойтись парой груш.
