– Еще один приятный факт: за этот месяц им не было предпринято ни одной попытки побега, никаких приготовлений к побегу не было замечено. Он ведет себя спокойно, можно даже сказать беспечно, если только подобные занятия изо дня в день можно назвать беспечностью. Его распорядок дня, созданный им же самим и выполняемый неукоснительно, настолько плотен, что в нем не оставлено ни минуты на бездеятельность, скуку и уныние. Я был просто поражен, как это, кажущееся таким изнеженным и утонченным, существо выдерживает такой непосильный для простого смертного график. Подъем в пять часов утра, весьма странная часовая гимнастика на восходе солнца (со стороны это выглядит, как будто он молится солнцу, только в довольно неудобных позах). Потом силовые упражнения – около двух часов практически не прерываясь на передышки: одних отжиманий от земли я насчитывал более двухсот. И на заключительном этапе тренировки – хорошенькая пробежечка в горку. Кстати, гвардейцы на спор пытались повторить его спортивные «подвиги» в том же темпе, но при здешнем разреженном воздухе это оказалось весьма затруднительно, и они зауважали его не только как особу самой благородной крови, но и как человека с отличной физической подготовкой. После тренировки он принимает душ ледяной воды (по-моему, теплую он просто презирает), завтракает и уходит в библиотеку до обеда. Там он читает книги, делает какие-то непонятные записи. Когда я как-то спросил его, почему он, собственно, пользуется шифром и попросил более не делать этого, так как это расценивается мной как тайная и потому опасная деятельность, он засмеялся и ответил, что, если уж древние языки теперь считаются подрывной шпионской тайнописью, то мне следует вообще запретить ему посещение данного хранилища, ибо здесь такого добра очень много. А потом он наизусть и без единой запинки прочитал мне пару баллад из «Летописи» на классическом рамирском наречии, которое вот уже как двести лет считается мертвым, и шепотом поведал мне о своей «постыдной» слабости к коллекционированию древних языков времен «до всеобщего принятия универсальной лингвы» и «признался», что в его «основной коллекции» (то есть он знает эти языки в совершенстве) – 89 «единиц хранения», в «реставрации» ( значит, знает не так хорошо как хотел бы) – еще столько же, и теперь он надеется «приобрести» еще пару – тройку герцогианских «анахронизмов». И вообще, он с фантастической кропотливостью занимается переводом очень старинных книг и частенько как бы невзначай жалуется мне на полное отсутствие вспомогательных «технических» средств и мечтает хотя бы о самом примитивном бытовом компьютере.
– Никой электроники! – отрезала Герцогиня. – Его рука ни должна касаться здесь ни одной подобной штуки. Он слишком хорошо разбирается в подобных технологиях! Кстати, проверьте повторно, не сохранилось ли у кого-нибудь из обслуги чего-нибудь этакого, «виртуального». Даже электронные часы, если таковые вдруг обнаружатся, срочно изымите и уничтожьте.
– Так точно, Ваше Величество. Проверю лично еще раз.
– Продолжай.
– Так вот, библиотечные занятия продолжаются до обеда. После обеда – час, полтора «отдыха». Обыкновенно это интеллектуальные игры с охранниками – всякие там шашки-шахматы-картишки и все такое прочее. Обычно этим они занимаются у источника. Да и я, чего греха таить, нет-нет, да и сыграю с ним в шахматы. Любопытные, я вам доложу, мы разыгрываем партии. Я в свое время не знал поражений в этой игре, а тут противник мне не по зубам. Юлит, поддается, наблюдает и даже иногда просто «издевается», строит умопомрачительные шахматные фантазии и выигрывает с минимальным перевесом…
