– Это слишком много; наверное, ты шутишь! Просто скажи мне, сколько тебе лет.
И Эмерсон сказал:
– Я и сказал. Но я могу понять, почему ты озадачен. Ты считаешь триста шестьдесят лет по календарю. Я считаю жизнь по-другому. Согласно календарю, мне только шестьдесят лет, но в эти шестьдесят лет я прожил в шесть раз больше, чем смог бы прожить ты за то же время. Принимая во внимание, сколько я прожил, я сказал тебе мой возраст – триста шестьдесят лет жизни, сжатой в срок шестидесяти лет.
Каждое мгновение имело безмерную ценность. Эти мгновения перед просветлением, эти мгновения просветления, и эти мгновения выхода за пределы просветления – всего было так много, что я могу быть только благодарным существованию. Из этой благодарности возникает мое доверие. Оно не имеет ничего общего с существованием и с тем, достойно ли оно доверия; оно вытекает из моего опыта, из моей благодарности, которая создает во мне доверие.
Поэтому, что бы существование ни сделало со мной, это будет абсолютно принято – даже распятие. И со мной не будет, как с Иисусом… он потерял голову, на мгновение лишился своего доверия к Богу.
Неважно, называется это Богом или существованием. «Существование» более естественно, более реально. «Бог» более символичен, более метафоричен – его нельзя доказать. Для существования не нужно доказательств, оно уже есть; мы – его части. Но на мгновение Иисус лишился доверия, а потерять доверие значит потерять все.
Он закричал в пустое небо:
– Отец, разве ты забыл меня?
Это одно восклицание сомнения, подозрения, недоверия безмерно важно. Оно показывает, что доверие не было тотальным, что было какое-то ожидание, может быть, не сознательное, но все же ожидание того, что случится чудо, и он будет спасен. Ничего не случилось. А он обещал ученикам:
– Вы увидите, что сделает мой отец.
Это ожидание, что какое-то чудо низойдет с неба, что протянется рука и снимет его с креста или изменит всю ситуацию, и он будет больше не нищим и преступником, но коронованным императором, князем тишины…
Ничего не случилось: он умирал, точно как и другой преступник, который никогда не думал о Боге, который никогда не молился, который совершал все возможные грехи. Преступник умирал точно так же, как и Иисус. Казалось, Бог безразличен. Поэтому в этом восклицании гнев, разочарование, чувство поражения – так много в нескольких словах. Эти несколько слов перечеркивают всю его жизнь спасителя, пробужденного человека.
Истина не знает никаких условий; это просто благодарность, признательность. Если после всех этих переживаний, мгновений любви, радости, прекрасных состояний концом становится распятие, если это полностью так, все в полном порядке – наслаждайся им.
Я всегда думал, что если бы Иисус мог поблагодарить Бога, я бы восхищался им совсем по-другому. Если бы он радовался даже в распятии… потому что не в твоих руках располагать, что произойдет; но, что бы ни произошло, в глубоком принятии – наслаждайся. Это доказывает твою цельность, твое доверие. И только в мгновения, когда ты проходишь через огонь… Когда все идет хорошо и гладко, человек может доверять очень легко, но доверять на кресте – это испытание.
Если бы Иисус доверял на кресте, если бы он не поднял голос в вопросе, сомнении, подозрении, он был бы в той же категории, что и Будда. Он упустил. Но человек упускает, только если внутри несет что-то, что в какой-то критической точке выходит наружу.
