Сёма забрался под шинель и уже сквозь дремотную полупрозрачность услышал, как в блиндаж вернулись молодые лейтенанты, те самые, что подобрали его на берегу. Сёма хотел подняться, снова поздороваться, поблагодарить их, но не мог, полусон крепко держал его в теплоте нагретой телом шинели.
На столе вновь была разложена карта, и теперь уже все четверо склонились над ней. Завьялов указывал на цветные линии и внушительно говорил присутствующим:
– Коновалов, займёте позицию здесь и будете контролировать весь этот фланг. Пулемёт установите сами по обстоятельствам. Но помните, немцы будут подавлять вас огнём миномётов и артиллерии. Маневрируйте и выбирайте позиции с умом.
Послышался шелест бумажных листов, потом фигуры у стола задвигались, заплясали тени на стенах укрытия.
– Вы, Захарин будете при мне, огнемётчики потребуются вот здесь.
Капитан перегнулся через стол и указал точку на карте.
– Но только после того, как мы отобьём атаку немцев. Они пойдут здесь и, возможно, здесь. Больше проходов нет, хорошо, если на наши минные поля, но даже если будут обходить, мы их встретим. А потом я дам вам задачу, но помните, что действовать будете только по моей команде и вот здесь.
Раздался мерный стук карандаша по бумаге. Тени снова заплясали, задвигались. Коптящая гильза-светильник заиграла пламенем, потревоженным движением воздуха. В блиндаж кто-то спустился:
– Товарищ капитан, немцы начали атаку.
– Чёрт! – Люди в блиндаже задвигались, замелькали тени на стенах. Голос Завьялова звучал встревоженно.
– Вы уверены? Они никогда ночью не атаковали.
Уставший, немного испуганный голос:
– Они весь вечер стекались в овраг, вот здесь. Охранение их прозевало. Потом молча стали просачиваться на наш фланг, пока их не заметили. Одновременно здесь и здесь началась атака с фронта.
– Какие силы участвуют?
– По оврагу прошло человек триста, и два батальона атакуют с фронта.
– Коновалов, веди своих людей сюда, обойди их с тыла и прижми огнём. Захарин, выдвигайся к оврагу, вот сюда. Не давай прорваться к берегу. Я на командный пункт.
Плащ-платка, закрывающая проход в блиндаж, зашуршала, пропуская выходящих.
– Глеб, – Завьялов обратился к Егорову, – мы тебе посветим хорошенько вот на этом участке, когда прижмём. Накроешь гансов?
– Конечно! Я пацана тогда заберу, пусть со мной будет, у меня безопасней.
– Добро!
Сёма почувствовал, что его подняли и несут. Холодный ночной воздух неприятно, до лихорадочной дрожи принизывал тело мальчика. Зарывшись лицом в бушлат Егорова, Сёма почти равнодушно слушал, как яростно стрекочет и лопается хлопками разрывов ночная атака. Он уже спал, когда Егоров поднялся на борт катера и передал мальчика старшему матросу.
Всю ночь громыхал и искрился бой на берегу. Катер маневрировал вперёд и назад, громыхали зенитные орудия и пулемёты, но Сёма только изредка, когда взрывная волна подкидывала катер, окатывая его тоннами речной воды, приоткрывал глаза, но тотчас же снова погружался в сон. Ни грохот орудий и пулемётов катера, ни скрежещущий стук осколков и пуль о борта и палубу, ни крики и команды экипажа, ничто не могло вырвать мальчика из спасительного сна.
Несколько раз подходил к Сёме старый моторист Потапов, клал руку на плечо мальчика, проверял дышит ли ребёнок, качал головой и уходил к своим механизмам.
Сёма проснулся только утром, когда бой давно закончился, а катер скрылся в одном густо поросшем по берегам притоке. Слышались торопливые шаги, стучали молотки, шуршали и переговаривались люди. Шла работа по восстановлению. Катер латали, заряжали орудия и пулемёты, заправляли баки. Мальчик достал из-под койки ботинки и, зашнуровав, стал выбираться на палубу.
