Капитан Егоров курил, облокотившись на леер, и всматривался в тяжёлое, набрякшее свинцом небо. Низкая облачность давала возможность передохнуть от постоянных налётов, хотя ветер с севера должен был разогнать тучи уже к вечеру. А значит фашисты обязательно появятся и вечером, и ночью. Увидев мальчика, Егоров улыбнулся:
– Ну, ты брат, горазд поспать, настоящий флотский парень, и пушкой тебя не разбудишь.
Капитан подошёл, и обняв Сёму, повёл его на кухню.
– Пойдём, пообедаем, проголодался небось. Меня можешь звать дядя Глеб.
Когда с обедом было покончено, Егоров снова закурил и, внимательно посмотрев на Сёму, спросил:
– Как тебе? Не страшно было?
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Нет, я уже привык. Нас каждый день бомбили, и сестрёнка плакала сначала, а потом и она привыкла. Мама сказала, что ей на ушки давит.
– А прятались вы где?
– Мы сначала в подвал спустились, но немцы очень сильно бомбили, и тогда мы ушли в другой дом, ближе к берегу. Там люди ещё были. Сначала все делились, а потом еды совсем не стало. Кто-то ходил наверх и приносил иногда, но всем не хватало. А потом сказали, что можно через реку переплыть на пароходе, и мы пошли к берегу. Много людей вышло из других подвалов. Но некоторые не пошли, не захотели, они говорили, что всех нас убьют самолёты.
– Понятно. – Егоров затянулся и выпустил из носа большой клуб табачного дыма.
– У тебя есть кто-нибудь? Куда тебя можно отправить?
Сёма покачал головой.
– Папа на фронт ушёл, а бабушку убило бомбой ещё давно. Больше я никого не знаю. Мама говорила, что у нас есть родственники в Ленинграде, но я не знаю.
– Вот что мы сделаем, – Егоров поднялся и с хрустом выпрямил спину, – когда будет возможность, мы тебя передадим с эвакгруппой, там о тебе позаботятся. Так что не дрейфь, всё будет хорошо.
– Дядя Глеб, а можно мне с вами остаться, я тоже хочу, как папа, сражаться с фашистами.
Егоров улыбнулся и подмигнул мальчику.
– Молодец, но пока мал ты ещё, вот подрастёшь, и тогда милости прошу на борт.
Мальчик опустил голову и на сложенные на коленях руки закапали слёзы.
– Ну, что же ты, брат! Разве матросы плачут?
Капитан присел на корточки перед мальчиком и сжал маленькое детское плечо.
– Я бы рад тебя взять. Мне такие смелые парни во как нужны, но мне командир не разрешит. Да и учиться тебе нужно. Давай вот что сделаем, я тебе письмо напишу, чтобы тебя в морскую школу взяли, и ты станешь настоящим моряком-краснофлотцем. А? Юнга?
Сёма поднял на капитана заплаканное лицо и улыбнулся.
– Правда?
– Конечно, правда. Разве краснофлотцы обманывают? Всё будет в лучшем виде, не дрейфь!
В рубке затрещала рация, связист, высунувшись из открытой двери, позвал Егорова.
– Погодь, – сказал капитан Сёме и быстро пошёл на свой пост.
Через минуту катер, заурчав мощными двигателями, стал задним ходом выходить из протоки. В люке показалась голова Потапова.
– Сёма, – позвал он мальчика. – Давай ко мне бегом.
Усадив ребёнка на койку, моторист строго наказал:
– Отсюда ни шагу, как стрелять начнут, прячься под койку, здесь бронелист, – Потапов для убедительности постучал по переборке, – и никакая сволочь тебя не достанет. А я здесь в соседнем отсеке буду. Не бойся.
Потрепав по голове ребёнка, моторист побежал к себе. Сёма лёг на бок и укрылся с головой одеялом. Наверху слышались команды, лязгало, готовясь к бою оружие, а катер всё набирал ход, разрезая кипящую бурунами речную воду.
