– А чего сразу насупился?
– Да, так…
– Понял, навязываться с вопросами не буду.
Где-то в начале вагона послышалась громкая многоголосая речь, и вскоре мимо отсека двинулась волна пёстро одетых цыган разного пола и возраста.
– Вот черти. Где только успевают залезть в вагон, – буркнула рядом сидящая дама пенсионного возраста – мать Виктора.
– Ма, не горячись.
– Того и гляди кошель стибрят. У них это не заржавеет. Сколько таких случаев люди рассказывали.
Сидевшая рядом сухонькая старушка ничего не сказала, только почему-то застегнула все пуговицы на своей теплой кофте.
– Эй, красивый, молодой! Дай погадаю, всю правду расскажу, всё, что было, что есть, что будет… – пожилая цыганка остановилась возле их отсека и нараспев начала заученную годами фразу. Однако она не договорила, изумлённо уставившись на Ярослава. Словно электрический разряд ударил её изнутри, и цыганка быстро схватила за шиворот замурзанную мелюзгу, остановившуюся рядом и пытающуюся под шумок позаимствовать помидоры со стола.
– Джа! Авэ́н даты́!1 Авэн! Авэн! Ничи́ мэ ту́тэр на пхэна́ва!2 Ой, парень, извини. Всего тебе хорошего! Прости, если что не так!
– А что со мной не так? – реакция старой цыганки поставила Ярослава в тупик.
– Ничи́! Авэн, рома́лэ! Авэн!
Через несколько минут весь табор переместился в другой вагон и наступила тишина. За столиком в отсеке повисло долгое молчание.
– Ничего я не понял. Какая-то умалишённая цыганка, – нарушил тишину сам виновник сложившейся ситуации.
– Не скажи, Ярослав, – Виктор залпом осушил стакан самогона и закусил салом. – Цыгане, конечно, ещё те пройдохи, но иногда говорят правду.
– А вы свою родословную знаете? – задала вопрос Яру разом повеселевшая старушка.
– Ну, как сказать… родителей помню, потом деда с бабушкой – о них мне тётя Нюша рассказывала, а вот дальше… скорее нет, чем да.
– Разрешите мне прикоснуться к вашей ладони? – попросила она его.
– Ещё чего! – встряла в разговор мать Виктора. – Так и до сглаза недалеко! Не слушайте вы её, Ярослав!
– Я никогда ничем подобным не занималась! – гневно воскликнула старушка. – Как вам не стыдно возводить напраслину на людей!
– Ну-ну, женщины, не ссорьтесь, – попытался примирить обеих Посваров и подал руку старушке. – Вот, пожалуйста.
Та аккуратно положила свою ладонь на кисть Ярослава и закрыла глаза.
– Сейчас, если она будет что-то нашёптывать – точно сглаз будет, – испуганно перекрестившись, сообщила мать Виктору.
Наконец старушка открыла глаза и спросила у молодого человека:
– Скажите, а вы в какого бога веруете?
– Честно? Ни в какого! Атеист я.
– Свят-свят-свят! – опять испуганно перекрестилась мать Виктора. – Вот из-за чего цыганка его испугалась! Он же нехристь, а ты его кормить собрался!
– Братишка, извини, но… – Виктор явно был разочарован неверием Яра.
– Не вопрос. Сколько я должен за кусок курицы и стопку самогона?
– Нисколько, но это всё, чем я с тобой поделюсь.
– Договорились, – Ярослав решил снизить градус напряжённости за столом и потому отошёл к боковым местам отсека. Ухватившись обеими руками за поручни и подтянувшись, он удобно разместился на своей верхней полке. Самогон подействовал на молодого человека расслабляюще, и Посваров не заметил как уснул под мерный стук колёс движущегося поезда.
Через полчаса Виктор и его мать, плотно покушав, улеглись на свои нижние места. Старушка не смогла ни с кем из них договориться об обмене, и ей пришлось коротать время, медленно перемещаясь по вагону. В какой-то момент времени, возвращаясь обратно к своему отсеку, она поравнялась с полкой Ярослава и в тот же миг вагон тряхнуло. Чувствуя, как она теряет равновесие, старушка инстинктивно схватилась руками за верхнюю полку.
