«Сигналы подают они давно и явно не мне», – подумал Сенька своим весьма скромным умом (он этого и не отрицал), а значит, с лайнера им отвечают выжившие. «В принципе, не новость, я такое развитие событий предполагал», – продолжил думать он. Только что они хотят? Пришвартоваться? Не выйдет, мертвецы повсюду, мигом набросятся. Значит…
Додумать мысль не получилось. На нижней палубе в районе шлюпов раздалось несколько громких хлопков. Потом еще и еще. Сенька понял, что это выстрелы, и интуитивно присел. В открытом океане звуки были не резкими, но все равно очень громкими, по сути, стреляли метрах в пятнадцати от Сеньки на нижней палубе, просто по меркам лайнера – в другой части корабля. Через пару минут выстрелы поутихли, а Сенька наконец-то понял, где именно стреляют. Вернее, в кого именно. Стреляли в мертвецов, которые роились вокруг лебедки единственного горизонтально висящего катера. Там уже лежало несколько трупов. Выстрелы участились, а потом и вовсе слились в канонаду.
Из места под одним из балконов раздалась автоматная очередь, которая скосила еще пару зомби. У одного из них, словно арбуз, лопнула голова, а второму пулями перебило ноги, и он завалился на спину, бессмысленно размахивая руками. С яхты что-то оживленно закричали и замахали руками, особенно старался мужик в голубой рубахе. Зычный мужской голос с нижней палубы лайнера откликнулся:
– Фердамт! Цу филе фон инен!
Немецкий? Сенька учил в детдоме английский, но признал родной язык Тиля Линдеманна.
Второй голос, не такой громкий, но веселый и бодрый, продолжил:
– Абшойлихе креатурен фюлльтен аллес, вир кеннен нихт раус! Нихтс, зи верден мих зауген!
Видимо, поняв, что различить слова на яхте не могут, носители языка Рихарда Вагнера перестали орать. Семафор на яхте снова замигал, и Сенька понял, что обмен сигналами продолжился. Видимо, первая попытка немцев прорваться к шлюпке не удалась, и они решили обсудить дальнейшие перспективы.
Наступила передышка, яхта следовала параллельным курсом, правда, несколько отдалилась от лайнера (все же он даже с выключенными двигателями создавал вокруг себя волнение). А немцы больше не палили почем зря. К лебедке подтянулись еще несколько зомби, но теперь их было меньше, чем до стрельбы. Оставался десяток—два мертвецов, остальные находились метрах в тридцати дальше на палубе, не проявляя интереса к своим собратьям по разуму (или по его отсутствию).
«Теоретически, – подумал Сенька, – если отстрелять эти два десятка мертвецов, немцы смогут добежать до яхты и что-нибудь придумать с лебедкой. Следующий вопрос, смогу ли я попасть вниз? Сомнительно. Даже выйдя с камбуза, я сразу окажусь наедине с тремя зомби. И не стоит ждать былого радушия от мистера Риччи, раньше он меня подкармливал, а теперь я рискую стать его едой», – подумал Сенька, но расстроился не сильно. Перспектива опасной пробежки к катеру его не радовала, ведь сиюминутный комфорт и безопасность всегда преобладают перед будущей выгодой. Поэтому пока он решил не обнаруживать свое присутствие, а просто понаблюдать сверху, тем более видно все как на ладони.
Но за день больше ничего не случилось, немцы, видно, разрабатывали план побега из своего укрытия (скорее всего, они забаррикадировались в одном из ресторанов). Яхта продолжала идти рядом, периодически помигивая семафором, а Сенька остался на ночь на верхней площадке, наплевав на безопасность, – больше он сейчас опасался пропустить развязку происходящего.
