– Талантище! Растешь на глазах!
Коренастый юноша нахмурился, а Джино похлопал его по спине:
– Знаешь, даже если у тебя не получится стать физиком, из тебя выйдет замечательный повар. Задумайся-ка над этим.
Марко помотал непропорционально крупной головой:
– Ну уж нет, кормите себя сами. А я сыт вами обоими по горло.
Невысокий парень ушел, оставив братьев-близнецов позади. Те синхронно пожали плечами.
Пар горячих блюд и яркое пламя костров наконец начали развеивать тень горести и скорби. Салли, в одиночестве скрывавшийся в вечерней мгле, присоединился к компании, когда его позвал Стефан. Похоже, он до сих пор корил себя за то, что рано выбыл из боя, пока его товарищи продолжали сражаться. Периферическое зрение Беллы уловило вдали затененный мужской силуэт. Он шел по одной из мрачных троп, которые, подобно магистралям, связывали удаленные участки лагеря. Она сразу вспомнила лейтенанта Теоса Галиана, с кем случайно столкнулась прошлым вечером, однако в этот раз таинственной фигурой, проходившей мимо, оказался офицер военной полиции. Мужчина в фуражке и с красной полосой, пересекавшей левое плечо кителя, обвел взглядом членов отряда «Молот» и опять скрылся в сумраке. Белла знала, что военная полиция, как и охрана в коррекционных лагерях, не лезет в дела Вольных до тех пор, пока те не представляют опасности для граждан и Жителей, не пытаются сбежать или поубивать друг друга.
До встречи с лейтенантом Галианом ей ни разу не приходилось вести неформальную беседу с гражданином. В коррекционном лагере полноправные эллиадцы занимали только руководящие посты, вроде коменданта и директора школы, где Вольные проходили шестилетнее обучение, или начальника мануфактории, в которых трудились обитатели коррекционных лагерей. Каждый раз, когда она имела дело с гражданами, к ней обращались приказным тоном. Как ни странно, Теос Галиан показался ей совершенно другим. Он общался с ней на равных, словно между ними не было пропасти в социальном положении, проявлял к ее персоне искренний интерес и уделял внимание, которым она редко удостаивала саму себя. Необъяснимое волнение зарождалось внутри, когда она вспоминала эту встречу.
Белла сидела рядом с костром. На страницах старого бумажного альбома с потертой черной обложкой были записаны пять имен погибших товарищей, под тремя из которых виднелся детализированный портрет, выполненный карандашом.
– Не дело это все, столько ребят полегло, почти как на войне, – послышался хриплый голос старшего сержанта Джерарда Лукиана. – Но рисунки – загляденье, мне бы так уметь.
На грубом лице светлыми отметинами выделялись многочисленные шрамы, а густые усы придавали командиру взвода еще большей серьезности. Выглядел он как сорокалетний мужчина, но поговаривали, что ему едва перевалило за тридцать.
– Спасибо, – в грустных сапфировых глазах Беллы вспыхнула искра благодарности. – Я надеялась, что ужасы прошлой войны никогда не повторятся. Хоть тогда я была еще ребенком, но до эвакуации успела насмотреться на полыхающие улицы Тираса и погребенные под завалами тела. Страшно представить, каково пришлось вам, кого первыми бросали в бой, и как много людей погибло…
– В Телезии мы сразу угодили в самое пекло. Удивительно, что хоть кто-то из нашего отряда «Василиск» пережил войну.
– Вы что-нибудь сохранили на память о товарищах?
Лукиан хмыкнул, задумавшись на пару секунд:
