– Вещей у них почти не было. А чтобы сделать что-то памятное своими руками, еще уметь надо. Художников среди нас и близко не было, только вояки да повара-любители, а я вообще не тот и не другой. Моих способностей хватает только чтобы нарисовать человечка из палочек и кругляшков. Денег тоже по нулям. Поэтому на красивые портреты, как и на нормальные могилы, рассчитывать не приходилось. Но нас это не остановило. Мы с парнями приглядели подходящий валун на окраине северо-восточной базы при Мартене, где служили после войны, и высекли на нем имена погибших. Конечно, красотой там даже и не пахло, но все равно получилось что-то вроде надгробия для братской могилы. Наверное, все еще стоит. Давно там не был. Как дослужился до Жителя, меня сразу перевели на северо-запад.
– Старший cержант Лукиан, почему вы не ушли со службы после того как стали Жителем Республики?
Суровый командир взвода потупил взгляд:
– Дико, наверно, смотреть на такого, как я, вашими глазами: повезло выжить на войне, отслужил целых тринадцать лет, получил статус Жителя, о котором все наши только и мечтают, но так и остался на цепи. Что я могу сказать… своим привычкам не изменишь. Бойцовый пес вроде меня только и знает, как лаять да кусаться.
В ту же секунду Белла пожалела, что открыла ящик Пандоры. Грустные бездонные глаза Лукиана вдруг напомнили ей учителя из коррекционного лагеря, который присматривал за ней и другими детьми, ограждая их от окружающей жестокости.
Не дожидаясь ее ответа, Лукиан продолжил:
– Когда тебе знакомы только война, жизнь за высокими стенами, ежедневная муштра, койка казармы или спальный мешок палатки… в итоге все это становится частью тебя. Тем, кто ты есть.
– Вы хороший человек, даже годы войны и тяжелой службы вас не изменили. Это внушает всем нам надежду, – Белла улыбнулась, глядя на засмущавшегося Лукиана. В его темных глазах появился нетипичный для бывалого солдата блеск.
– Вы ребята толковые, у вас еще все впереди. Держитесь друг друга и не повторяйте моих ошибок. Получил свободу – имей храбрость ею воспользоваться.
Слезы подступили к горлу. Единственное, что было в ее жизни, – наследие сестры и товарищи, о которых она заботилась. Если обрушатся и эти два столпа, не падет ли она сама? Белла собиралась поблагодарить старшего сержанта Лукиана за напутствие, но ее опередил резкий выкрик Дариуса, запрыгнувшего на дряхлый пень.
– Внимание, внимание! Я знаю, что сегодня у многих паршиво на душе. Мы потеряли многих ребят. Но если бы они сейчас видели наши кислые рожи, то и сами впали бы в уныние. Поэтому давайте отдадим им должное и проведем остаток вечера так, чтобы и они, и мы улыбались. Тем более у нас есть для этого подходящий повод. Кто не в курсе, сегодня этому красноголовому парню исполняется восемнадцать лет, – парень с бронзовой кожей указал пальцем на стоящего слева от него Юлиана.
Толпа Вольных разразилась потоком поздравительных возгласов. Из оживленного галдежа, походившего на спор в бараках коррекционного лагеря, получалось разобрать лишь обрывки фраз. Впрочем, большего и не требовалось, доброжелательные улыбки в тот миг говорили гораздо красноречивее любых слов.
Старший сержант Лукиан произнес:
– Все заслуживают передышки, чтобы проститься с товарищами, все время от времени опускают руки. Это нормально, но…
Белла довершила фразу:
– Потом нужно найти в себе силы, чтобы вновь подняться и сделать шаг вперед.
