Будущее никогда не оторвано от настоящего. Что посадишь, то и вырастет. В свой срок, просто поливай и обихаживай.
Дорогой Эдуард!
В целом ты довольно точно определил, что я «ем» в полной мере. Ужас и оторопь перед будущим. Москва не самый гостеприимный город, но там я была привилегированным классом – известной белой женщиной культурной профессии. А тут, когда я говорю на иврите, путая мужской и женский род, я чувствую себя в шкуре таджикского дворника. Собственно, я хуже. Дворник лучше владеет русским и сам зарабатывает на хлеб. Но я сразу решила не тешить себя мыслью, что все наладится, отрезать и начать сначала. И будь, что будет. Иное оказалось бы еще более мучительным. Прежняя жизнь истончилась и вытекла. Господь дал новую. Какой бы она ни была, она будет другой. Начать сначала – не проклятие, а благословение. Возможность стать мудрее и что-то понять. Перестать заноситься. По крайней мере, я поняла кое-что об истинном смирении, добродетели мне доселе неизвестной. И вот еще что я поняла из важного. Бог старается сделать нас лучше, научить чему-то в земной жизни, вырастить. Надо только его слышать. Мало веры, нужно доверие. Надежда, что Он подхватит тебя, как Средиземное море, и ты поплывешь среди серебряных рыб.
Ты помнишь, как меня раздражала эта медленность жителей Квебека. Остановиться на улице, долго что-то обсуждать, зайти в магазин, поговорить с продавцом, потом с барменом. Я не понимала совершенно, что это… Знаешь, способ видеть человека. Сейчас я сама стала такой же. Пошла, встретила, поговорила, обсудила, снова встретила. Это Левант, тут никто не спешит, объятый жарой, цветами, ветром и морем. Бойтесь своих желаний, они имеют обыкновение сбываться. Я уже несколько лет твержу, что мечтаю видеть море из окна. Сейчас из моего окна видна вся огромная хайфская бухта. На другой стороне Акко, за ним маяк и граница с Ливаном. В бухте стоят на рейде грузовые суда. Со времен последней войны круизные лайнеры не заходят в порт, но они вернутся, надо только уметь ждать. И знаешь, тут меняются представления о расстояниях. Весь мир сейчас в ужасе от Исламского Государства. Есть чего бояться – со времен Аль-Каиды это самое опасное и злое, что грозит человечеству. Исламское государство от меня в шестидесяти километрах. По израильским меркам вполне приличное расстояние. Я стояла на Голанах, на вершине потухшего вулкана, рядом с колючей проволокой по колено. Это не граница, это линия прекращения огня после израильско-сирийской войны 1973 года. Внизу лежала Кунейтра, где еще недавно шли бои. За ней Дамаск. И знаешь, мне не было страшно. Я не знаю, как получилось, но тут никому не страшно, даже когда летят ракеты. Это судьба, Эдуард. У евреев нужно учиться вере в Творца, разлитой в воздухе и такой густой, что ее можно есть ложкой.
Наш класс в ульпане представляет собой интересное зрелище. Одна галахическая еврейка (одна). Остальные, что называется, «на дедушке приехали». Как говорится – найди в себе еврея.
Это один из самых страшных страхов – не выучить этот непростой восточный язык…
Сколько бы ты наращивал в себе еврея, формально ты им не станешь никогда. Это вопрос крови, и доказательство изучает раввинат. Это что-то вроде страшного суда. То если раввинат, покопавшись в твоих предках, тебя евреем не назначил, тебе уже в Израиле не жениться. Езжай на Кипр, болезный, и привози оттуда бумажку. Так и быть, мы ее признаем. Если представить себе гипотетический случай с Машей – она выросла и влюбилась в парня из ортодоксальной семьи, тут случится натуральный Шекспир. Никто такую «грязнокровку» в семью не примет, тем паче, еврейство считается по матери. К счастью, у нее мало шансов познакомиться с мальчиком из ультрарелигиозной семьи.
