Эта дама хорошо известна репатриантам Севера. Теоретически призвана им помогать. Ходит читать лекции в ульпан. В один печальный для нее день она появилась и в нашем классе. И начала с порога:
– Вы уже, наверное, поняли, что я диктатор?
Как же не понять? Неухоженный вид, немыслимые для преуспевающего юриста зубы. Байки, которые она рассказывает из года в год уже двадцать лет. Сначала вступление, как нам повезло и как нам платят пособие, которое мы не заработали, а еще выступаем и требуем не швабру с тряпкой, а достойное место работы. И какое может быть достойное место работы, если вы преподаватель политэкономии?
Какая политэкономия спустя двадцать три года после кончины социализма?
Дама скатилась в прямую уголовщину и рассказала историю про своего знакомого инженера. Который устроился электриком на маленький частный завод, а через неделю его уволили, потому что не оказалось работы.
– Ты что, дурак? – поучала его женщина. – Надо было сломать розетки и отрубить электричество, а потом его с трудом починить. Владелец убедился бы в твоей необыкновенной нужности.
Когда она закончила, я встала и включила телевизионный голос. Этим самым голосом я чеканно поблагодарила ее за интереснейшую лекцию, а потом доложила народу, как все обстоит на самом деле. И попросила ее не обращаться с нами, как с классом коррекции, который не умеет пользоваться туалетной бумагой, не знает, что такое кредитная карта, и никогда не был дальше Торжка.
– Я кого-то обидела?
Терпилы с задней парты продудели:
– Неет!
– Не апеллируйте к публике, последнее дело для оратора, – сказала я и вышла. Свидетели доложили, что Мила успела после этого соврать одной паре в вопросах визового режима.
Я специально так подробно рассказываю про одну даму, потому что она квинтэссенция этих учреждений. С ними боятся ссориться, потому что опереться не на кого. Но и Министерство абсорбции опора так себе. Между прочим, эти бабы прошли в свое время то же самое, но вместо сочувствия от них видишь только дедовщину.
Когда мы только приехали, Маша попробовала ходить в летний ульпан. Начинала она с нуля, а там дети уже месяца два учили язык. Она ничего не поняла и отказалась учиться. Я позвонила куратору и попросила, чтобы с ней немного позанимались индивидуально, объяснили начальные принципы. В ответ я услышала:
– А чего она не понимает? Я ее видела, на дебила не похожа вроде.
Да, моя дочь не похожа на дебила. Она училась в одной из лучших школ Москвы. А сейчас она сидит в мигрантском гадюшнике за сломанными партами. Ее кое-как учат языку и математике, и никак физике, химии, литературе, истории. Решив за нее, что это лишнее для карьеры продавщицы. Я найду выход, даже если она потеряет год в восьмом классе, но я привезла в Израиль чудесного, умного, способного ребенка. Даже если завтра я стану инвалидом и остаток жизни проведу на пособии, я расплатилась. Но помогите сейчас ей, черт вас возьми. Это же ваше будущее.
Дорогая Ольга!
Начну с твоих писем. Которые ты пишешь в шесть. Утра. Потом, в шесть вечера я читаю твое же размышление над тем, что ты писала утром. Это всегда очень забавно. Ты утренние письма зря не перечитываешь, давало бы ключ к пониманию многих вещей. Именно к исходу ночи к нам приходят самые сильные подсознательные страхи. Это серьезный духовный опыт. Думаю, когда ты будешь в Иерусалиме, тебе стоит сходить в Гефсиманский сад именно в это время суток. Чтобы помолиться и осознать, что переживает человек, который живет верой в Бога, взглянуть в глаза проблемам, которые создают бурю в твоем сердце и в твоей душе. С этим надо справляться, но об этом необходимо говорить. Хочется писать мне в шесть утра – пиши. Самое главное, чтобы потом ты писала в шесть вечера. Если оба послания начнут совпадать, я пойму, что дело плохо.
