Путешествие в детство - страница 2



Я прожил в поселке Кỳрдюг и Глубинка со своего рождения в январе 1962 года и до 13-ти лет. Мой дед отработал в ИТК-8 с 1955 года двадцать лет начальником плановой части инженером-экономистом. Моя мама приехала вместе с родителями в 1955 году, училась в школе, а затем работала в ИТК-7 и ИТК-8, последняя должность начальник спец.части. Мой отец, начиная с 1958 года и до 1973 года прошел путь от младшего сержанта срочной службы до командира роты в Кỳрдюге. Ни разу, когда я жил в поселке, ни после я не видел и не слышал ни от кого, чтобы над заключенными издевались. Конечно, это мое сугубо личное мнение, но иногда, честно говоря, создавалось впечатление, что забота об осужденных была больше, чем о сотрудниках и членах их семей, даже детях. Так, например, с момента основания колонии и на протяжении десяти лет в поселке не было бани, жители поселка, в том числе женщины и дети ходили мыться в зону, где для осужденных была построена баня. Ни клуба, ни санчасти до 1959 года для жителей тоже не было, хотя для заключенных на территории зоны они были. Была в зоне и школа, где осужденные в обязательном порядке получали среднее образование, ПТУ*, где их учили профессии, медпункт с лазаретом, парикмахерская, швейная мастерская. В бараках, как и в казармах для солдат стояли двухъярусные кровати с аккуратно заправленным постельным бельем, дежурили дневальные, поддерживалась чистота и порядок. Раз в квартал из города Белозерска приезжали врачи для осмотра заключенных. До 1959 года осужденные носили свою одежду, разрешалось после работы посещать на территории зоны коммерческую столовую. Я помню, как меня и моего брата Валеру мой дед Николай Павлович водил в зону в парикмахерскую и к зубному врачу. Многие заключенные только в колонии впервые увидели чистое белье, регулярно стали мыться в бане, сели за школьные парты, получив специальность, стали работать. Может быть, поэтому некоторые из них, особенно те, кто перед окончанием срока трудился без конвоя, после освобождения, оставались жить и работать в поселке, обзаводились семьями, так как увидели, что можно жить честно, без уголовщины и воровства. Неужели люди, отсидев свой срок и выйдя на свободу, оставались бы жить в том месте, где над ними издевались? Думаю, что нет!

Как-то мама мне рассказала случай, который перечеркивает все небылицы по поводу бесчеловечного отношения к заключенным. Вот ее рассказ: «Это было осенью. Я тогда училась в 10-м классе. Была у нас в Кỳрдюге кассир Маша Мишенкова. Забеременела, но не удачно – внематочная беременность. В общем, плохо ей стало, надо везти в больницу. На катере не отвезешь – лед на реке, на машине тоже не проедешь – болота да ручьи не замерзли. Надо вызывать вертолет. Начальник медицинской части зоны Ханин Василий Николаевич целый день названивал в Вологду, упрашивал, что человек умирает, надо спасать, а ему отвечали – если бы осужденный умирал, прислали бы вертолет, а раз это житель – не положено! Так Маша у него на руках и умерла! Жалко очень!»

Конечно, были случаи и травматизма осужденных, один даже со смертельным исходом, но их было не больше, чем на любом другом лесном производстве.

За полувековую историю колоний в Курдюге и на Глубинке произошел один трагический случай, где погибли десять заключенных. Случилось это 5 апреля 1966 года. В то время для перевозки осужденных по узкоколейной железной дороге использовали деревянные вагоны-теплушки. Вагон делился на два помещения: в большом размещались осужденные, здесь стояла при входе печь-буржуйка, а в маленьком помещении-тамбуре – размещались два солдата охраны. Вот как моя мама рассказывает этот случай: «Мы в это время жили в поселке Глубинка, в 17-ти километрах от ИТК-8 поселок Курдюг. Там была колония № 7. Николай, мой муж, был старшиной роты, а я начальником спец.части. Так вот из ИТК-8 мотовоз вез в вагонах-теплушках для работы в лесном оцеплении для заготовки древесины 200 человек осужденных. Не доезжая четыре километра до Глубинки, загорелся вагон, в котором был двадцать один осужденный. Состав быстро остановили, отцепили горящий вагон и стали пытаться открыть двери вагона, но они не открывались. Люди кричали, некоторые сумели горящими выскочить в небольшое окно. Затем двери вагона выломали и стали вытаскивать осужденных. Одежда на них горела, и солдаты закапывали их в снег. Когда вагон потушили, поняли, что произошло. В дороге одному осужденному показалось, что дрова в железной печке, стоящей в вагоне, плохо горят. У дверей стояла канистра с бензином для бензопил. Он взял эту канистру, открыл и плеснул бензин в печку. Бензин сразу взорвался. Осужденные, спасаясь от огня, кинулись к двери вагона и заклинили ее. В результате десять осужденных сгорело, а одиннадцать сильно обгоревших, увезли на вертолете в областную больницу города Вологда. Проводилось расследование данного случая, но какие были приняты меры, и кто наказан, я не знаю. В 1967 году все деревянные вагоны были заменены на цельнометаллические. В течение всего лета, проходя мимо этого места, ощущался запах горелого человеческого мяса и одежды, хотя все было подобрано».