При представлении моем Гасфорту я имел осторожность не произнести ни одного слова по поводу главной цели своего путешествия в Тянь-Шань… Я выразил только глубокое сочувствие Географического общества к деятельности Гасфорта на юго-восточной окраине Киргизской степи и в особенности к колонизационному движению в Заилийский и Семиреченский края и сообщил ему, что Общество поручило мне изучить как природу мирно завоеванного им края, так и успехи в нем русской колонизации.
Вот почему я и не сомневаюсь, сказал я, что просвещенный инициатор нашего поступательного движения в Центральной Азии даст мне возможность не только посетить Верное, но и изучить по возможности геологическое строение края, его флору и фауну, а также и население соседней горной страны. Гасфорт в ответ на это высказал надежду, что его роль как носителя просвещения в Средней Азии может принести более пользы для России, чем скороспелое, по его мнению, занятие водного пути, проходящего по чужому государству, прославленным его соседом по генерал-губернаторству, и что его мирное завоевание богато одаренного природой края будет оценено впоследствии историей, а что пока ему приходится уже радоваться, что уважаемое всей Европой Русское Географическое общество обратило свое внимание на только что занятый им край, почему он и приветствует молодого ученого, стремящегося к его изучению.
При этом Гасфорт обещал немедленно исполнить мое желание и предписать местным властям оказывать самое широкое содействие моим исследованиям и давать мне достаточный конвой для поездки в горы Заилийского края, а также посылать вслед за мной топографов для съемки по возможности всех моих маршрутов.
Гасфорт тут же познакомил меня с находившимся у него в это время начальником всех топографических работ в Западной Сибири, генерал-майором бароном Сильвергельмом, и поручил ему показать мне не только все сводные картографические работы, но и все съемочные планшеты, исполненные в киргизских областях за время управления Гасфорта.
Поручение генерал-губернатора было исполнено с удовольствием честным и добродушным финляндцем, тем более, что он надеялся, что Географическое общество при своих связях с Главным штабом напомнит ему о необходимости поскорее снабдить Омск хорошими инструментами. Оказалось, что планшеты и вообще инструментальные съемки омских топографов были прекрасно исполнены и что только в их сводных картографических работах замечались крупные недостатки, которые объяснялись тем, что съемки таких громадных пространств не могли быть произведены ни одновременно, ни однородно.
Различные пространства были сняты разными топографами и притом в разное время, одни инструментально, другие глазомерно, третьи нанесены на сводные карты только по расспросам, и сводка всего этого разношерстного материала производилась торопливо и преждевременно по внезапному требованию начальства, в угоду ему. А какую роль играла эта угода, объяснили мне омские картографы.
Один раз принесли Гасфорту, по его требованию, несколько новых съемочных планшетов. Осматривая их очень внимательно, он заметил, что в некоторых междуречьях Киргизской степи на водоразделах совсем нет гор, и осведомился, почему не изображены там горы. Получив в ответ, что никаких гор в этой местности нет, Гасфорт заметил, что у топографов при их некультурности нет никакого критерия в их суждениях, а что тут, по его, Гасфорта, соображению, должны быть горы.
