Таким образом и возникали заимки и выселения в них, но не ранее как через несколько лет после первоначального поселения в стране или местности. Однако такие вторичные переселения были вызываемы не одними экономическими соображениями, а имели иногда целью уход от притеснений религиозных и иных, как это случилось в Алтае при бегстве староверов «за камень», то есть через горный хребет в бассейн реки Бухтармы.
Посещенные мной в 1856 году поселки Алтая сохранили и до половины XIX века свои первоначальные крупные размеры и не рассыпались на хутора; еще менее могли рассыпаться крупные поселки вдоль большого сибирского тракта и в Ишимской степи, где сама природа не допускает, как и на черноземном пространстве России, расселения жителей мелкими хуторами на небольших отрубных участках, что, однако, возможно не только во всем полесье Европейской России, начиная от Новгородской Руси и Московской промышленной области до Вятской и Пермской губерний, но также и на крайнем нашем Востоке – за Байкалом и до Японского моря.
Возвращаюсь к продолжению своего рассказа. 25 июля, на второй день нашего приезда в Риддерск, мы предприняли с Коптевым восхождение на Ивановский белок. Выехали мы с рассветом в экипаже до того места, где река Громотуха выходит из своего дикого ущелья в долину, в которой, сливаясь с рекой Тихой, образует Ульбу. Здесь мы пересели на ожидавших нас с проводниками верховых лошадей.
Первый подъем был очень крут. На расстоянии метров приблизительно 250 над долиной, на крутых, безлесных скатах я встретил первые растения чудной альпийской алтайской флоры. То были крупные золотисто-желтые цветы альпийского алтайского мака (Papaver nudikaule), синие горечавки (Gentiana procumbens) и темно-пурпуровые цветы камнеломки (Saxifraga crassifolia), крупные круглые листья которой употребляются местными жителями как суррогат чая под названием «копорского» чая.
Когда мы достигли лесистого гребня, подъем наш утратил свою крутизну; зато лес был едва проходим. Срубленные деревья лежали поперек исчезавшей в густых зарослях тропинки. Даже на полянах травы и кустарники доходили всаднику до пояса, но это были европейские типы растений. При подъеме еще от 130 до 150 метров исчезла береза, и лес сделался совершенно хвойным: к ели и сосне присоединились лиственница и сибирский кедр.
Там же, где попадались крутые скаты, обнаженные от лесной растительности, они были покрыты альпийскими травами алтайской флоры: то были бледно-лиловый водосбор (Aquilegia glandulosa), бледно-желтый мытник (Pedicularis), ярко-желтый лен (Linum sibiricum) и желтый лук (Allium flavum), синие змееголовники (Dracocephalum altaicum и Dr. grandiflorum), алтайские виды смолевки (Silene) и володушки (Bupleurum) и некоторые, впрочем, европейского типа орхидеи (Cymmadenia conopea, Coeloglossum viride) и другие. Еще выше – на 120 метров – начали исчезать лиственницы и ели, да и самые сосны были покрыты хвоей только с западной и северо-западной стороны, а с юго-восточной, под влиянием сухих континентальных ветров, были совершенно обнажены.
Еще выше сосны потеряли характер деревьев и превратились в низкорослый стланец, на полянах между которым появились алтайские формы высокоальпийского характера: низкорослые, с крупными, большей частью яркими цветами. То были одевавшие скалы розовые цветы дриады (Dryas octopetala
