Я уж не скажу, сколько вокруг меня сновали кузнецы, пощёлкивая своими мелкими молоточками, да только как они закончили свою работу, и сочли, что я никогда не смогу порвать цепи и вырваться из плена, они сразу же обрезали все бечёвки и освободили мне руки и ноги. Разминая затекшие члены, я стал приподниматься, и хочу сказать, никогда в жизни у меня не было такого скверного состояния духа, как в те мгновения. Как только я стал приподниматься, пока не встал в полный рост, из глоток сотен тысяч наблюдателей вырвался такой громкий вопль изумления и радости, что я при всём желании едва ли смогу описать его в словах.
Левая моя нога была прикована цепью длиной примерно два ярда, что давало мне кое-какую возможность не только прогуливаться по помещению, двигаясь по кругу взад-вперёд, но оказавшись закреплённой в четырёх ярдах от двери, также давала мне возможность легко заползать в храм, чтобы вытянуться внутри во весь свой рост – возможность, которую я со временем научился очень ценить.
Глава II
Император Лилипутии, окружённый огромной толпой вельмож, наносит визит автору в его аскетичном застенке. Наружность и наряды императора. Автор просит прислать ему учителя для изучения азов древне-лилипутского языка. Кротость и смирение Гулливера вызывают искренюю благосклонность императора. Обыск карманов заключённого и изъятие у него сабли и пистолей.
Проснувшись рано утром, я вскочил на ноги, и стал осмотриваться кругом, и почти пожалел, что судьба не соблаговолила сделать меня хотя бы художником дилетантом. Более привлекательной картины, должен признаться, что мне никогда и нигде не приходилось видеть более привлекательного вида.
Насколько позволяли мои глаза, я видел, что почти до самого горизонтьа окружён сплошными цветущими садами, чередующимися с квадратами огороженных какими-то щепками полей, каждое площадью не менее сорока квадратных футов. Они ужасно напоминали цветочные клумбы Средней Англии. Эти поля часто граничили с лесными угодьями, как правило высотой в полстанг. Самые рослые, самые древние деревья, как мне показалось, учитывая их извилистые, покрытые мхом и лианами стволы, не превышали семи футов высоты. Вдруг я подумал о том, не скрываются ли в лесу олени, не бегают ли под пологом леса кабаны, есть ли там медведи и волки, и вообще, не любят ли лилипуты, подобно европейцам, загонную и иную охоту? Слева от садов, лесов и полей распластался город, похожий на причудливую театральную декорацию.
Но как ни прекрасны были окружающие меня виды, растущая вот уже несколько часов острая физиологическая потребность всё более отвлекала меня, портя настроение и заставляя задумываться о том, как удовлетворить эту насущную потребность. Откровенно говоря, все эти несколько часов мне всё больше не терпелось сходить в туалет, что было едва ли удивительно, учитывая, что я последний раз воспользовался возможностью облегчиться без малого пару дней назад. Я уверен, что мой благосклонный читатель будет снисходителен к моей невольной откровенности, ибо, как я полагаю, ему присуще истинно христианское милосердие. Я держался как мог, но природа давала о себе знать всё сильнее, и стыд что-то сделать сопровождался всё более сильными позывами опорожниться. Наконец позывы превратились в мучительные, почти невыносимые, жестокие приступы.
И наступил моменть, когда моему терпению стал приходить конец. Я не смог удумать ничего лучше, кроме как уединиться в моей затворнической келье, отползти как можно дальше в угол храма, сообразуясь с тем, что мне позволяли цепочти, которыми меня приковали, расстегнуть пуговицы на штанах, и здесь стремительно и необратимо освободиться от переполнявшей меня тяжести.
