– Ну что, по глотку? – спросил Слава.
– Да неудобно как-то в монастыре, – попробовал возразить я.
– Мы не в монастыре, а в машине, – привел веский аргумент мой напарник.
– Ок, давай, открывай.
Слава достал из пакета бутылку водки, начал было сворачивать крышку с горлышка – да так и застыл, как замороженный.
– Ты что? – обомлел я.
– Ангела вспомнил…
В общем, мы не стали открывать эту бутылку и в конце концов так и привезли ее непочатой в редакцию, где она, понятное дело, долго не прожила. А мы со Славой переночевали в москвиче, изредка просыпаясь от холода и включая двигатель, чтобы согреться. Бензина в баке было совсем немного, но нам разрешили его не экономить. Дело в том, что этот старенький автомобиль был подарен монастырю каким-то меценатом. Но воспользоваться им по прямому назначению так и не пришлось. Въехав на территорию монастыря, машина остановилась и трогаться больше не захотела: что-то там у нее сломалось такое, что чинить ее большого смысла не было. Так и стояла она в самом центре жилого пространства монастыря, как памятник советскому автопрому. И вот наконец пригодилась.
К пяти утра бензин таки закончился… или еще что-то сломалось у многострадального москвича, но заводиться он перестал. Поеживаясь от прохлады, мы вылезли из автомобиля. Утренний туман тяжело упал в долину, и разглядеть что-либо, находящееся далее пяти метров, было невозможно. Чтобы хоть немного согреться, надо было двигаться, а еще лучше – двигаться туда, где есть вероятность оттаять в лучах восходящего солнца. Слава, а за ним и я побрели вверх по склону холма.
Чем выше мы поднимались, тем реже становилась туманная дымка. Через пару десятков минут она совсем рассеялась, и мы оказались на пике меловой горы. Внизу, подсвеченные первыми солнечными лучами, лежали золотисто-белые облака тумана, и создавалось впечатление, что вся долина укрыта огромной пуховой периной. На самой вершине в лучах восходящего светила отливал золотом большой деревянный крест. Почва у его подножия была красновато-коричневого цвета, как будто земля пропиталась засохшей кровью. Как геолог, я понимал, что это просто-напросто суглинок – осадочная порода, которая здесь распространена в изобилии, придает такой оттенок почве. Но картина все равно впечатляла…
Я потом еще не один раз бывал в Спасском женском монастыре в Костомарово. С каждым новым посещением монастырь все больше и больше преображался. Пещерные храмы благоустраивались, тропинки вдоль склонов холмов обзаводились удобными перилами, на крутых местах появлялись лестничные ступеньки. Для паломников строились гостевые дома, для экскурсионных автобусов – асфальтированная стоянка, а на месте, где мы когда-то ночевали в поломанной машине, вырастал главный храм обители. Место становилось все более и более ухоженным, облагороженным и цивилизованным. Но в моей, да, уверен, и в Славиной памяти, монастырь в Костомарово остался как образ маленькой девочки-ангела, идущей на закате по едва заметной тропинке среди меловых холмов и одурманивающего запаха полыни.
Олег, так же как и я, не единожды бывал в этом монастыре, поэтому сегодня мы не стали останавливаться, и Костомарово осталось за кормой.
Чуть ниже по течению от села – там, где склоны меловых гор вплотную подступают к правому берегу, есть местечко, где подземные воды выходят на поверхность. Здесь бьет родник. А так как совсем недалеко расположен монастырь, то было бы странно, если бы вода в нем не приобрела статус «святой». Мы с Олегом пришвартовались к камышам совсем рядом с источником и, взяв пустые баклажки, сошли на берег, чтобы пополнить запасы питьевой воды. С того времени, когда я был на этом месте в прошлый раз, родник изменился. Теперь здесь сделали купель. Есть даже импровизированная, сколоченная из досок раздевалка с крючками для одежды. И хотя погода не располагала к омовениям, мы решили взбодриться. И правильно сделали. То ли температура воды, то ли само место, а может, и то и другое подействовало на нас не просто освежающе. Настроение и даже само восприятие мира стало другим – умиротворенным.
