В маленьких рассказах лучше недосказать, чем пересказать, потому что… потому что… не знаю почему» – писал Чехов в одном из писем другу. Всё достаточно просто – мы вполне рассчитываем на читателей, полагая, что все недостающие в рассказе субъективные элементы он додумает, добавит сам.
В наши дни знатоки эстетики и теории литературы обыкновенно говорят, что у каждого крупного художника своя модель мира, – то есть, свое глубоко продуманное, пережитое и выстраданное понимание жизни, разумея при этом прежде всего понимание человека во всей бесконечной сложности его отношений: к природе, к другим людям, к обществу.
Но, принимая этот скомпрометированный модой термин – надо иметь в виду, что Самобытность любой такой модели писателя относительна.
Каждый подлинный художник, какой бы он ни был масштабный – будь он хоть сам Шекспир, – неизбежно должен войти в определенную систему ценностей литературных, в основе которых лежат наиболее влиятельные или наиболее распространенные взгляды на жизнь и на мир. А «корпус» этой системы образуют соответствующие этим взглядам эстетические представления и художественные вкусы современности, а также способы и приемы изображения окружающей действительности в современное время.
Поэтому во времена, когда было модным описывать многочисленные сопутствующие факторы: бакенбарды, рюшки оборки платьев, и прочие подробности. Стиль Чехова не воспринимался всерьез.
Сознательное самоопределение в системе ценностей эпохи, как правило, начинается лишь тогда, когда проходит пора первых попыток творчества. Дело это бесконечно сложное, а во многих случаях даже трагически мучительное. Многое тут зависит и от масштаба дарования и от того, какова способность его носителя сопротивляться напору враждебных творчеству обстоятельств, развращающих и в конце концов подавляющих подчас даже очень крупные таланты.
Невероятно правы древние. История человечества «ходит кругами», как сказал небезызвестный мудрейший Соломон. А еще вернее, всё движется по спирали: улучшается обстановка, а нравы возвращаются к прошлому веку, всякий раз.
Никто не смеет отрицать сам факт усиления буржуазности (капитализации) во всех сферах общественной жизни. Всё развитие общества, все изменения происходят под напором капиталистического начала.
Всё это началось давно во времена Л. Н. Толстого. Он писал в «Анне Карениной» устами Левина в чем состоял «перевал» русской истории после 1861 года: «У нас теперь всё это переворотилось и только укладывается», – трудно себе представить более меткую характеристику периода 1861—1905 годов. То, что «переворотилось», хорошо известно – это крепостное право и весь «старый порядок», ему соответствующий. То, что «только укладывается», совершенно незнакомо, чуждо, непонятно было самой широкой массе населения.
Казалось бы, что перед литературой того времени, естественно, вставала задача, которую не заметить было просто невозможно, – запечатлеть и осмыслить черты нового, «только укладывавшегося» строя жизни. Но эта задача как одна из важнейших была понята не так скоро, как можно предполагать. Прежде всего она оказалась необыкновенно сложной.
Вот опять придется напомнить, что история возвращается «на круги своя».
И в наши времена случилось – перемена в обществе, привела к тому же самому, к той ситуации, как это было после отмены крепостного права. И ничего нового общество не придумало с тех самых времен. Опять на развилке путей: одна часть общества страстно желает нового буржуазного, капиталистического устройства, другая, по памяти хочет восстановить времена дворянские: барин, хозяин имения, слуги и «крепостные крестьяне», по новому «фермерство».
