– Но у меня же нет крыльев… – пробормотал я, заглядывая вниз – но увидел только ледяную синь, далеко-далеко внизу устланную лебяжьим пухом облаков.
«Все птицы могут летать! – возразил козодой, не сводя с меня своих пугающих немигающих глаз. – Раскрой крылья и прыгай!»
«Прыгай! Прыгай!» – поддакивали ему воробьи, семеня вокруг меня.
Чьи-то большие крылья и клювы потянули меня за руки, а когтистые ноги стали толкать в спину, и тут-то меня будто ледяной водой облили. Я отпрыгнул от обрыва, брыкаясь и отмахиваясь, и птицы с трескотом и писком разлетелись, роняя перья. Сердце колотилось как сумасшедшее. А я, видимо, и сам уже сошел с ума, раз разговаривал с птицами и на полном серьезе собирался улетать! Нет уж, я не птица!
Во рту еще ощущался приторный привкус сырого овса, а одежда была заляпана гуано и пухом. Я рванул через город, закрыв руками уши, чтобы не слышать оглушительного щебета и карканья, и не глядя по сторонам. Как раньше город пытался меня поглотить, так теперь так же отторгал. Нечего здесь делать тому, кто не смог стать птицей – вот что он мне говорил!
Не стану расписывать, как я спускался вниз на спине гарпии, потому что тогда все еще плохо понимал, что происходит. Воспоминания о том полете смазались, оставив в памяти лишь вкус ледяного неба, почему-то напоминающий кокосовое мороженое, и свист ветра в ушах.
Не помню даже, куда меня доставила гарпия и что я ей тогда говорил. А вот как припал к земле, обнимая ее – очень хорошо помню.
С тех пор я особенно ценю то, что я человек. И не очень-то доверяю птицам.
Путешествие 4. Уга. Та, что следует по пятам
Я не раз попадал в этот город, хотя каждый раз он казался новым. Город принимал разные обличья, носил маски и представлялся разными именами, но я всегда его узнавал – по съежившемуся, затаившемуся в подворотнях, наблюдающему из каждого угла ледяному мраку. Мрак смотрел мне вслед огромными, как две луны, глазами, хищно скалился и дышал в затылок леденящим морозом.
Я узнаю его, как бы он не пытался меня обмануть. У этого города сто названий, сто личин: Бьёрк, Виттави, Шанхала, Айсборг… но я называл его просто городом января.
Совру, если скажу, что не люблю зиму. Я бывал в разных частях разных миров и видел столько разных зим! Белых и синих, теплых и холодных, спокойных и бурных…
В этом городе зима наблюдала за каждым твоим шагом, не желая выпускать из своих цепких когтей. Она преследовала слабых и пожирала их, как огромная хищная кошка крохотную мышку. Стоило только замешкаться, остановиться на миг, чтобы погреть руки дыханием – и Она уже обвивала лапами горло, впивалась когтями в кожу…
– Зима… – сказал он, выдыхая облачко теплого пара.
Ей это не понравилось – Она встопорщила шерсть черными тенями из углов между домами, зарычала вьюгой.
Я держал в руке керосиновый фонарик, дающий не то чтобы много света, но зато греющий озябшие пальцы. А Мару было хоть бы что: прочная шкура и мех защищали его от любого мороза. Он сонно покачнул головой, жуя свою жвачку.
– Как вы от Нее спасаетесь? – спросил я, бросая быстрый взгляд в тени – те притворялись неподвижными, словного никого там и не было.
– Топим пожарче камины и запасаемся одеялами, – усмехнулся он в усы.
«А если нет камина и одеял?!» – отчаянно хотелось мне спросить, но я лишь облизал кровящие губы.
Ноги утопали по щиколотку в сахарной пудре снега. Мы оставляли глубокие синие следы – у Мару они походили на две дольки мандарина, а у мужчина были широкими и круглыми. На моей шубе оседали снежинки – совсем не красивые, белые пожеванные комочки.
