«Как бы не разбежались», – привычно подумал я. Впрочем, кажется, теперь это не имело никакого значения.
Приняв две таблетки тониспада, я лёг на спальник вверх лицом. Так лучше всего было наблюдать за Тхэном и не упускать его из виду.
Тхэн долго стоял метрах в пяти от меня, чётким силуэтом вырисовываясь на фоне звёзд, но затем всё-таки сел. Спиной к реке, лицом ко мне. Как видно, вести сегодня переговоры с Колдуном он не собирался.
Две таблетки тониспада позволяли отдыхать, не закрывая глаз. Я словно раздвоился. Почти весь мозг спал, бодрствовала лишь та его часть, которая ещё в реликтовые времена среднего карбона заставила моих земноводных пращуров в поисках спасения от хищников выбраться из воды и утвердиться на суше, а потом весь последующий эволюционный период охраняла от исчезновения. Я знал, что сплю, но одновременно с этим видел над собой звёзды, реку в ногах, колышущуюся от ветра траву и застывшую чёрную тень моего проводника. Чувство опасности необыкновенно обострилось и будило меня даже от неслышного пролёта одиночных ночных насекомых, изредка с дури залетавших в опрысканную репеллентом зону. Но потом сознание затуманилось, и впервые на Пирене я увидел сон.
Я сидел в утлой лодке на корме, а на её носу стоял Колдун хакусинов и сверлил мой мозг тяжёлым недобрым взглядом.
– Что ты сделал с Тхэном? – жёстко спросил он, и в моей голове вспыхнула разрастающаяся точка боли.
– Я не трогал Тхэна, – ответил я, но не услышал своего голоса.
Не услышал его и Колдун.
– Не молчи, тёмный человек, – продолжал жечь словами мой мозг Колдун, раздувая огонёк боли. – Не прячься от меня. Я знаю, что ты меня слышишь.
– Твой Тхэн заболел! – беззвучно закричал я. – И я здесь ни при чём!
– Так что ты сделал с Тхэном? Почему я его не чувствую?! – терзал меня Колдун.
Боль стала невыносимой. Ещё мгновение, и её пожар взорвался бы ядерной вспышкой.
– Прекрати!!! – заорал я и вскочил. И едва успел отбить тянувшуюся к моей голове руку Тхэна.
– Что тебе?! – стоя на коленях, крикнул я в темноту его лица. – Я предупреждал, чтобы ты не вздумал ко мне прикасаться!
Мои слова не оказали на него никакого действия. В слабом свете далеко установленного от нас светильника автоматического сачка я увидел, как руки Тхэна вновь потянулись ко мне. Тогда я рванул из кармана парализатор и выстрелил.
Тхэн застыл с протянутыми руками, а затем медленно, как статуя, завалился на бок с деревянным стуком. Я стёр холодную испарину с лица, отдышался и подождал, пока бешено колотящееся сердце не успокоится. И только затем оттащил застывшее в параличе тело Тхэна в сторону.
– Запомни, – сказал я, нагнувшись над ним, – сейчас я устанавливаю на парализаторе максимальную мощность. И если ты ещё раз попытаешься прикоснуться ко мне, то будешь мёртвым.
Поправив сползшие с рук металлизированные перчатки, я вернулся к расстеленному на земле спальнику. Теперь можно спать спокойно. До утра Тхэн был полностью обездвижен.
Но спокойно заснуть не удалось. Не успел я улечься, как из тьмы равнины донёсся перепуганный визг долгоносов, и земля задрожала от их бешеного галопа. А затем все звуки ночи перекрыл леденящий душу торжествующий рёв пиренского голого тигра, оповещавшего окрестности об удачном окончании своей охоты.
