– Голубчик мой, но вы же и так знаете, что никто здесь вас таковым и не считает. Вы могли уже убедиться, что здесь встретишь людей самых разных. И, к тому же, профиль наш весьма широк, специалисты – самые лучшие в городе, цены весьма умеренные. А нервы и у здоровых требуют ухода и профилактики…
– О, это я очень хорошо усвоил еще на собеседовании у вашего начальника, Алексея Васильевича, кажется… Альтернативой моему пребыванию здесь могло быть лишь перемещение в Ковалевку, где условия обитания, по его же словам, несравненно хуже, и шансов на освобождение, то бишь, исцеление гораздо меньше… Увы, хорошенькую, видимо, характеристику выправила мне душевная барышня из ГПД. Перепроверять все – дело хлопотное и неинтересное. Шефу вашему, в частности. Ему проще доказать мне, что нормальных людей не существует в принципе! Что критерии нормальности размыты… И умудренным жизнью всегда лучше перестраховаться… Ах если бы можно было застраховаться навсегда и от всего!.. И ему тоже… Но, соглашусь, признать ненормальность всегда проще, чем разглядеть необыкновенность…
Вот так меня к вам и подкинули, Станислав Георгиевич. Не то, на излечение, не то, на поруки… У вас времени больше, да и человек вы ответственный, хоть и подневольный… Так, что там? Не выше ста пятидесяти на девяносто, надеюсь?
– Тьфу на вас, господин Романов, трижды. И с давлением вполне прилично, да и с мозгами…
– Но-но-но, доктор! Мозги давайте трогать не будем. И вообще меня сюда определили только с целью нормализации сна, который у меня, действительно – ни к черту. Вот и озаботило моих близких это дело в комплексе с состоянием лихорадочной эйфории, явно заметной, нервозности на грани срывов и замкнутой отрешенности от реалий жизни и бытовых проблем, в частности. Я ни в чем не ошибся? Как оно там в анамнезе?..
Добавьте туда же, пометочкой, чистосердечное признание: я это все за собой признаю.
Но ничего не могу с собой поделать, поскольку никто и ничто меня не может дергать и отвлекать от работы лишь в ночные часы. Тогда лишь я и дышу, и черпаю в творчестве силы, чтобы продолжать пребывание в этом мире. Не сдавайте только меня, пожалуйста, коллеге Першикову. Говорят, он крупный спец по суициду, и очень расстраивается, когда кто-либо отказывается признать за собой склонность к оному. А любое нежелание жить – это просто подарок судьбы, из которого можно выкачать тонны материала. А хронический недосып, сами понимаете, может и не такие эффекты давать.
Ай да Стасик! Головой кивает, слушает очень внимательно, сопереживающе, да пометочки черкает периодически. Для отчетности, видимо…
– Творчество – это прекрасно, Мурат Георгиевич. И что вытворяем-то? Над чем сидите ночами?
– Помилуй Бог, Станислав Георгиевич! Еще немного, и покатит наипрямейший плагиат от Булгакова! Зачем нам с вами тягаться с бессмертными произведениями? Имею в виду наш с вами диалог, как пародию… Впрочем, чего уж…
Долгое время тянулся у меня период подготовки, сбора материала, обдумывания-осмысления. И вот, только было пришло оно, озарение, когда стало предельно ясно: что, как, форма, строение… Ах, я не сказал, пьеска зрела во мне. Долго… В виде драматических картинок из азиатского средневековья, о Тамерлане… Тут, как раз и ЮНЕСКО решила ему вдруг год посвятить, и, признаюсь, на волне думал проскочить… Ан нет, тут вашего покорного слугу с настойчивой заботой стараются вернуть к жизни. То есть, к дневной жизни. Вырвав из коварных лап ночи, беспощадной мучительницы, не приносящей никакого дохода…
