Пути к спасению - страница 6

Святитель Феофан не высоко ставит жизнь душевную, мирскую.– «Житейская жизнь, говорит он, есть жизнь душевная, следовательно не такая, которой жить должен человек, ибо он должен жить жизнью духовную, чтобы быть таким, каким предназначила ему быть творческая десница Божия. Житейская жизнь при всем своем совершенстве цены не имеет. Цену она может получить лишь тогда, когда одухотворится влиянием на нее духа, или когда она примет в руководствующие и направляющие начала для себя – начала духа, т. е. страх Божий, совесть и жажду Бога (с недовольством благами земными) или покой в Боге.

А духовная жизнь сама по себе имеет цену, делая человека таким, каким он должен быть по намерению Творца своего» («Письма к разным лицам», Душ. Чт. 1880 г. стр. 74). Ценя так высоко духовную жизнь, святитель Феофан, сам строгий подвижник и аскет, горел только одним желанием, чтобы и все верные сыны Церкви, если не шли в пустыни, в монастыри, то во всяком случае, живя в мире, проникались тем духом и принципами, которые свойственны подвижничеству; ибо в этом – единственный путь ко спасению.

В то же время он постоянно подчеркивает, что тело наше по естеству и первоначальной природе чистое и предназначено быть постоянным спутником и другом души и, следовательно, вовсе не является принципом зла или темницей духа (как по учению Платона), а только после грехопадения получило слишком большое преобладание и перевес над душою и духом. «Есть и предел, выше которого заходить нельзя: не выдержит тело». В удовлетворении всех потребностей тела есть наименьшая мера. Закон подвига здесь таков: дойди до сей последней меры и остановись в ней, так, чтобы с этой стороны уже не быть беспокойным; а затем все внимание и весь труд обрати на внутреннее… Тело – не враг. Поставь его в свой чин, и оно будет самым надежным тебе подружием… Отчего разлив плотских утех и страстей? От услужливости душе плотоугодливой… Раздвигая пределы в количестве и в качестве, душа, в надежде почерпнуть здесь полноту блага, доходит до бешенства (мании) в своих плотоугодливых стремлениях, и все же не находит искомого, а только расстраивает себя и тело – себя потому, что не то дает себе, что должно, тело потому, что для него положена во всем естественная мера, нарушение которой разрушительно для него. Напрасно говорят, что подвижники враждебно относятся к своему телу. Они только поставляют его в свой чин, и удовлетворение потребностей его – в свою меру, с подчинением, конечно, сей меры своим особым целям. Тело есть орудие души для выполнения ее цели пребывания на земле («Сижу и думаю», Домашняя беседа 1869 г., стр. 4–5).

Заключительные слова приведенной тирады объясняют необходимость борьбы со страстями: ибо если тело – орудие души, а душа – орудие духа, то очевидно, что ввиду целесообразного развития своей природы, человек должен обходиться несколько сурово со своей душевно-животной природой. Тем более это необходимо, что страстная, греховная сторона в человеческой природе получает еще сильное подкрепление от мира и диавола. Отсюда – необходима борьба. Путь ко спасению нельзя пройти без самоотречения и борьбы со своим эгоизмом, с миром и диаволом. Необходимо подвижничество. Напрасно говорят, что подвижничество свойственно только монахам, а не мирянам,– «Монахи-то ведь христиане и должны ревновать о том, чтобы быть истинными христианами. Стало быть монахи с мирянами сходятся в главном деле; как же наставления монахов могут не идти к мирянам? Есть часть у монахов, не идущая к мирянам, но она касается только внешнего порядка жизни и отношений, а не внутренних расположений и духа. Последние должны быть у всех одинаковы, ибо «един Господь, едина вера, едино крещение» (Еф. 4:5). Вот почему добрые миряне, ревнующие о спасении души, читать – не начитаются аскетических отеческих писаний Макария Великого, Исаака Сирианина, Лествичника, св. Дорофея, Ефрема Сирина, Добротолюбия и пр. О чем пишется в этих писаниях? О том как победить страсти, как очищать сердце, как насаждать в нем добрые расположения, как молиться и преуспевать в молитве, как благоустроять свои мысли и хранить постоянно внимание нерассеянным и прочее. А это разве не должно быть предметом забот всякого христианина?