Бену девятнадцать. Он – студент второго курса Университета штата Мэн в Фармингтоне, изучает изобразительное искусство, и это бесит моего мужа Дэна. У них всегда было мало общего. Каждый из нас – продукт своего окружения. Разве нет? Дэн вырос в бедности в округе Арустук. Его отец был лесорубом, работал по временным договорам. Он много пил и, наверно, никогда не знал, как пишется слово «от-ветст-вен-ность». Но он любил сына, хотя частенько, когда был пьян, набрасывался на него с кулаками. Дэн одновременно обожал и боялся отца – и всегда пытался быть крутым ковбоем, каковым тот мнил себя. Сам факт, что Дэн не берет в рот ни капли спиртного – и косится на меня, если я осмеливаюсь налить себе второй бокал вина, – красноречивое свидетельство того, что пьяные дебоши отца нанесли ему непоправимую психическую травму. В душе он знает, что его отец был слабым, трусливым ничтожеством, и, как у всех громил, под этой жестокостью скрывалось его отвращение к самому себе. Я не раз пыталась убедить Дэна, что как человек он гораздо лучше своего отца и что свою природную порядочность он должен проявлять по отношению к сыну, несмотря на глубокие различия между ними. Дэн, конечно, не был жесток с Беном, не был враждебно настроен к нему. Просто он проявлял к Бену лишь номинальный интерес, отказываясь объяснить мне, почему к своему единственному сыну он относится, как к чужому.
Совсем недавно, после того как о Бене вышла статья в газете «Мэн тудей», в которой моего сына назвали достойным внимания молодым художником – в Портлендском музее искусств экспонировался один его коллаж: части разобранных ловушек для омаров, превращенные в «пугающую картину современной инкарцерации» (во всяком случае, так выразился критик из газеты «Портленд финикс»), – Дэн спросил меня, не кажется ли мне, что Бен «не совсем нормальный». Вопрос мужа потряс меня до глубины души, и, пытаясь скрыть свой ужас, я в ответ спросила:
– Что навело тебя на эту мысль?
– Ну, ты только посмотри на тот идиотский коллаж, от которого писают портлендские пижоны.
– Это произведение находит отклик у зрителя, потому что оно провокационное, и в качестве средства выражения там использовано нечто сакраментальное для Мэна – ловушка для омаров…
– Сакраментальное, – фыркнул Дэн. – Словечки-то какие подбираешь.
– Почему ты все время стараешься обидеть, оскорбить?
– Я просто выражаю свое мнение. Но ты не стесняйся, скажи, что я много болтаю. Что именно из-за своего длинного языка я уже полтора года сижу без работы…
– Насколько мне известно, работу ты потерял не из-за глупостей вроде той, что ты несешь сейчас. Если, конечно, ты что-то от меня не утаил.
– Значит, я, по-твоему, еще и дурак, да? Не то что наш «выдающийся сын. Пикассо штата Мэн».
Потеряв работу, Дэн озлобился, у него все чаще случались вспышки раздражительности. Правда, нагрубив сейчас, он сразу поспешил извиниться («Ну вот, опять я сорвался. Не понимаю, как ты меня терпишь»), однако неприятный осадок остался. И пусть такие кратковременные срывы случались не чаще пары раз в месяц, они усугублялись тем, что Дэн все больше замыкался в себе, отказываясь делиться со мной своими переживаниями, связанными с потерей работы. В результате обстановка дома накалялась. Не скажу, что наш брак был овеян какой-то особой романтикой или страстью (хотя сравнивать мне не с чем), но за годы супружества мы вполне притерлись друг к другу и жили неплохо, в относительной гармонии, пока из-за увольнения Дэна между нами не разверзлась пропасть, которая ширилась с каждым месяцем, что он сидел дома, теряя надежду на возобновление профессиональной деятельности.
