Пять континентов любви - страница 4

– Само собой! – обрадованно выпалила Олимпия.

Будучи дочерью художницы и вечно юного душой экономиста, она училась читать по выпускам «Мафальды»[8], «Астерикса и Обеликса»[9], «Кальвина и Хоббса»…[10] А вскоре после этого открыла для себя Нила Геймана, Алана Мура, Айснера, Фрэнка Миллера[11] и совершенно невероятные японские манги.

Внезапно до Олимпии дошло, почему Альберт, узнав об этой работе, сразу подумал о ней.

– Я бы согласилась, будь это даже фруктовой лавкой. Мне нужны деньги, впереди еще целое лето – не сидеть же дома, умирая со скуки? – Озаренная неожиданной мыслью, девушка дотронулась до его руки и попросила: – Ой, подожди секундочку, хочу кое-что тебе показать.

– Что ты на этот раз забыла? – возмутился Альберт, увидев, как она снова бежит на второй этаж. Но ответа он не получил.

Книжный магазин располагался на задворках фешенебельного бульвара Пасео-де-Грасия и имел свою постоянную клиентуру – хипстеров, университетскую публику и фанатов из числа оторванных от жизни интеллектуалов. На стенах висели портреты британской писательницы и философа Мэри Уолстонкрафт[12], в честь которой заведение получило свое название; среди прочих заслуг – именитая мыслительница была матерью Мэри Шелли[13], в восемнадцать лет написавшей «Франкенштейна».

Магазин больше напоминал барахолку – хаотическое нагромождение книг, где представлялось невозможным найти что-то конкретное. Но зато посетитель никогда не покидал лавку без какой-нибудь удивительной неожиданной находки.

Анфилада помещений завершалась застекленной галереей – истинным раем для поклонников графических романов и комиксов в духе экзистенциализма, а не просто любителей выпусков о супергероях. Именно там эксцентричная (если верить тому, что о ней говорят) владелица заведения и решила обустроить кафе.

– Лола задерживается, – предупредил их худосочный бледный юноша; казалось, с пеленок сама судьба определила его для работы в «Уолстонкрафте». – Ей пришлось нести кошку к ветеринару, так что понятия не имею, когда она появится.

– Ничего страшного, – решительно заявила Олимпия. – Мы подождем.

Продавец пожал плечами и удалился за кассу, оставив их в галерее.

В центре отдела комиксов и графических романов стояли шесть металлических столиков с легким налетом ржавчины. Хотя никакого кафе еще и в помине не было, за одним из столов расположился кудрявый парень в клетчатой рубашке и очках. Он спокойно сидел, положив руки на блокнот «Молескин», словно поджидая несуществующую официантку.

Олимпия бросила взгляд на маленькую стойку. Туда уже поставили кофемашину, завезли коробки с чаем и даже пару стеклянных колпаков, чтобы закрывать будущую выпечку.

– Ты идеально сюда впишешься! Это место тебе подходит лучше некуда! – вывел ее из размышлений Альберт. – И вмиг научишься подавать напитки и сладости. Самым сложным будет находить то, что люди ищут, сами того не зная. А с учетом этого бедлама…

Олимпия вновь посмотрела на юношу за последним столиком. Он успел открыть свой блокнот и что-то выводил перьевой ручкой, почти уткнувшись носом в бумагу.

– Вряд ли он пишет графический роман, – проронила Олимпия.

– Как знать… – Вдруг Альберт вспомнил: – А что ты хотела мне показать? Я уже заждался.

Нервным движением Олимпия вытащила из тканевой сумки этот странный «Атлас любви» и положила на стол.

– Его купил папа на одном греческом острове.