Сначала предполагалось, что Вегрика как благородного рыцаря просто обезглавят безо всяких затей и даже не будут после этого насаживать его голову на кол у городских ворот. Однако на второй день охранник сообщил, что обстоятельства несколько изменились:
– В тачке нашли волчью голову, вот магистрат и решил, что вы – колдуны. А раз так, то вас, конечно, следует сжечь.
– Что за чушь! – воскликнул Вегрик. – Это голова оборотня. Я победил чудовище! В нормальных городах за это, наоборот, награду дают! За что же меня жечь?!
– Я тоже считаю, что жечь людей – неправильно, – согласился охранник. – И добро бы это делалось за городом, где-нибудь в поле. Так нет же. Костёр непременно надо устроить на главной площади. А стража должна следить, чтобы от искр где-нибудь пожар не начался. Как будто у нас другой работы нет. А знаете, как трудно потом чистить брусчатку от пепла? Но раз так заведено, то ничего здесь не попишешь. Да и приговор уже составлен. Вот вернётся господин барон из поездки, поставит на него печать – и дело с концом.
– Как это, приговор составлен?! – возмутился сапожник. – Ведь меня даже ни разу не допросили! Что это за суд такой?!
– В Вилире очень человечный суд. Это в других городах преступника допрашивают, пытают, чтобы он сознался. А у нас всё мягче. Понятно, что злодей не захочет про себя правду говорить. Так чего ж его зря мучить? В магистрате люди умные заседают – они и безо всяких допросов разберутся, кого вешать надо, а кого – жечь.
Из уважения к рыцарскому достоинству, доспехи у Вегрика отбирать не стали. Каждую ночь сапожник пытался уговорить Корпус на побег. Что может быть легче: выдернуть решётку из окна и дать дёру?! Но шлем оставался непреклонен. Неповиновение законной власти, видите ли, – поведение, не достойное рыцаря. А по сему, Вегрик должен с честью принять любой вынесенный ему приговор.
Сапожник требовал, просил, умолял, но всё без толку. В общем, когда на пятый день заключения в камеру вошёл служитель магистрата, Вегрик уже вполне отчаялся и был готов к казни.
«Вот посмотрим, что ты без меня делать будешь! – злобно подумал сапожник, обращаясь к шлему. – Чтоб тебя в костре покорёжило!»
Корпус промолчал.
Вслед за служителем Вегрик покорно вышел на улицу и побрёл в сторону главной площади. К его удивлению, костёр там даже не начинали складывать.
– Да что же это такое?! – не выдержал сапожник. – Сколько я, по-вашему, должен ждать, пока тут за дровами ходят?! И почему у меня только один конвоир?! И где трубачи с барабанщиками?! Я, всё-таки, рыцарь, а не какой-нибудь бродяга, и требую, чтобы меня сожгли в приличной обстановке!
– Что вы, господин странствующий рыцарь! Никто не собирается вас жечь! – уверил его служитель. – Расследование окончено, и все обвинения сняты. Сейчас мы идём к господину барону. Он пожелал вас видеть.
Такой поворот Вегрика обескуражил.
– Ну, что ж, – пробормотал он. – Тогда – другое дело. А моего слугу, его тоже освободили?
– Да. Но он отказался покидать тюрьму, пока не принесут обед.
***
По пути Вегрик раздумывал, как следует приветствовать барона. В придворном этикете он ничего не понимал, а потому опасался, как бы не наломать дров. В итоге сапожник решил воспользоваться советом Утопия и вообще рта не раскрывать, ссылаясь на рыцарский обет.
Ригудий Маленький, барон Вилира, и правда, оказался небольшого роста. Он едва доходил Вегрику до плеча и, судя по задорному блеску в глазах, был человеком деятельным.
