Ни одна из них.
В тут же памяти всплывает образ Трикси, который зачем-то сохранился.
Я трясу головой и отправляю его в мусорный бак. Получается неважно, потому что она снова и снова появляется, когда закрываю глаза.
Первым из кабинета выходит ректор, а за ним отец. Оба смотрят на меня, и приходится встать, убрав наушники.
– Мистер Картер, вам чудом повезло, – говорит мужик, но его серо-голубые глаза говорят об обратном. Он спит и видит, как избавится от меня. – Вторая сторона не имеет никаких претензий, но это вовсе не означает, что их не выдвинет университет. Четыре месяца остаётесь после лекций и помогаете в библиотеке.
Я фыркаю, взглянув на отца. Тень улыбки отражается на его довольном лице.
– Это шутка? Я покроюсь пылью и помру от передозировки скукой.
– Каждую неделю жду сочинение по заданной книге, которую для вас подберёт миссис Райт. Вы беспрекословно выполняете любое её поручение. В ином случае грозит отчисление. Я понятно изъясняюсь?
– Ещё бы, – сухо отзываюсь я.
Дортон жмёт ладонь отца, и они прощаются короткими кивками.
Я не жду, когда ректор скроется.
– Дерьмо. Я в дерьме. Обложился дерьмом.
– Считаешь отчисление лучшим решением? – интересуется отец, когда направляемся к выходу.
– Считаю это хренью из всей существующей хрени. Я окончательно двинусь.
– Повеселись там.
– С кем повеселюсь? С правой или левой?
Отец бросает предостерегающий взгляд.
– Ты ничего не скажешь? Не прочитаешь нотацию? Нравоучения? Не поставишь на путь истинный?
– А что я должен сказать?
– Не знаю.
Он останавливается и поворачивается ко мне лицом.
– Тебе двадцать два, а не двенадцать. Это твоя жизнь. Твои решения. Если хочешь отчисления – иди и сообщи об этом. Если хочешь уехать за решетку – иди и добей его. Если хочешь разрушить себя и своё будущее – продолжай в том же духе. У тебя неплохо получается. Ни я, ни Лиз, ни Мэди, ни Эйден, никто не будет мешать. У тебя своя голова на плечах и, если не хочешь жить в дерьме, возьмись, черт возьми, за мозги. Ты не маленький мальчик, а я не твоя нянька. Ты вырос и можешь отвечать за проступки самостоятельно так же, как я отвечал за свои. Я уже говорил, что в твоём возрасте стал отцом. Я взял на себя ответственность за жизнь твоей мамы, твоей сестры и твоей. За нас всех. За наше будущее. Я не хотел плыть по течению и стремился поменяться в лучшую сторону. У тебя ещё есть время.
Эти слова способны добить какого-нибудь слюнтяя и подкосить слабака. Но не меня. Я всегда ценил честность. Лучше услышу правду, чем получу нотации о том, как правильно жить, что делать и как дышать.
Он продолжает движение, и я тороплюсь догнать.
– Подожди!
Отец смотрит на меня через плечо.
– Я не буду говорить Лизи.
– Я не об этом. Знает мама или нет – ничего не поменяется.
– Что тогда?
– Спасибо.
– За что?
– За то, что моим отцом являешься ты.
– Я старался, – усмехается он, благодаря чему теплеет на сердце.
– Я не хочу знать о том, как ты старался с мамой.
– Ты сам говорил, что это естественно.
– Да, и вообще-то, это ты говорил. Я не хочу вести речь о сексе между родителями.
– Ладно, вас принёс аист, а Эйдена нашли в капусте.
– Что за нахрен?
– Ты же не хочешь думать, что это был секс.
С неприкрытой насмешливостью смотрю на него, вышагивая нога в ногу.
– Получается, за всю жизнь ты трахался дважды. Вот же дерьмо, старик.
Получаю подзатыльник и смех отца. Мы снова на одной волне, которую я берегу, как зеницу Ока. Мой лучший друг снова мой лучший друг, это ощущение находит отклик в душе и белый платочек, которым смеясь, подтираю слезки радости.
