Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга первая - страница 2



– Танька, скажи Николаю Владимировичу, у него опять углерод трёхвалентный.

Или пятивалентный…

* * *

Я вижу себя в гостях у Катерины дома; мы окончили школу три года назад. На зимних каникулах я пошла покататься на лыжах в лес, и уже возвращаюсь домой, как вдруг вспоминаю, что она живёт вот в этом новом доме на новой улице и приглашала меня как-нибудь зайти к ней в гости. Мы рассматриваем школьные фотографии. Вот мы вчетвером в химкабинете сидим на своих местах, все улыбаемся. Неожиданно я всё вспомнила:

– Смотри, как хорошо видно, что ты за моей партой сидела и всё время ручкой меня в спину или в бок тыкала… Почему сама не говорила Николе про его ошибки?!

Моя школьная подруга немного смущена:

– А тебе вечно было больше всех надо!

Да, помню, гордо подумала я тогда. Больше всех!

* * *

Перед экзаменом по химии приснился сон: мне достался билет № 5, а в нём вопрос «Неорганические кислоты, их строение, свойства, получение, применение». На самом деле в пятом билете и был этот вопрос. Мне как бы подсказка – на что обратить внимание. Я, конечно, обратила на кислоты внимание (и без того всё от зубов отскакивало), но на экзамене я вытаскиваю совсем другой билет, кажется, № 23. Странно, а сон?! …Чуть больше, чем через месяц, на вступительном экзамене в Москве, я вытащу пятый билет, и в нём первый вопрос: неорганические кислоты.

Так вот, на выпускном экзамене мне достались лёгкие вопросы: теория электролитической диссоциации, анилин. Лабораторную работу я не выполняла, решила какую-то задачу. До сих пор помню формулу анилина: бензольное кольцо, в котором один атом водорода замещён аминогруппой. Я шпоры не писала в школе и не пользовалась ими. Знала я всё хорошо, кроме физических свойств анилина (наш учитель сам себя считал хорошим учителем, но в десятом классе у нас была всего одна лабораторная работа по химии), я в глаза не видела анилин и даже приблизительно не представляла себе, что это такое. А тупо зубрить я не умею, пусть от меня не требуют выше моих сил.

На меня вовремя снизошло прозрение: если я не знаю, то он и подавно не знает! Но у преподавателя на столе лежат все наши учебники химии, и он постоянно их листает. Экзамен проходил в физкабинете, там установили ещё две доски, и мы должны были весь ответ писать на доске, чтобы учитель внимательно по учебникам проверял, то ли мы пишем. На доске, поставленной на две или даже три табуретки и опирающейся на белую фанерную выкрашенную стену физической лаборатории, прямо напротив учительского стола, я специально (мы говорили: спецом) рисую огромные, как фугасные бомбы, биполярные молекулы воды, где нужно, ставлю внутри плюсы, а где нужно – минусы; все формулы и реакции получения и химических свойств анилина (уже в самом углу доски; тесно, непонятно, но безупречно правильно), и просто ангельским голосочком говорю:

– Николай Владимирович, на доске места не хватило, я не стала писать физические свойства анилина, я устно скажу.

Он хмуро, важнецки кивает. Проговорила я быстро, не давая ему опомниться. Ни одного дополнительного вопроса. Я вижу себя, как я выхожу с экзамена: открываю дверь и буквально сталкиваюсь с Катериной Золотарёвой, она стоит перед дверью. Какая она нарядная и торжественная, вся белая-белая, просто сияющая: огромные красивые банты, воротнички, фартук. Как будто на мне не белые, в клубе взятые банты, и не белый фартук; но я себя со стороны не вижу! Я постараниваюсь и даю ей дорогу зайти, но заходит не она, а кто-то другой, я закрываю за собой дверь и требовательно громко спрашиваю у подруги: