Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга первая - страница 3

– Физические свойства анилина, быстро!

Можно подумать, они мне прямо сейчас понадобятся!

Катя в одно касание достаёт из большого кармана своего белого с накрахмаленными кружевами фартука нужную шпору и сразу же начинает вычитывать из неё физические свойства анилина. Мы отходим от двери к окну (это такое окно, из которого почти ничего не видно: ни школьного крыльца – оно закрыто бетонной плитой-козырьком, ни улицы – молоденькие тополёчки всё же выпустили листики; единственное, что хорошо видно – у себя ли в кабинете завуч Валентина Фёдоровна) и усаживаемся вдвоём на широкий деревянный низкий белый подоконник. Она вдохновляется и совсем отрывается от шпаргалки, рассказывает мне много интересного.

Оказалось, что я ответила всё правильно, только наоборот. На растворимое я сказала – нерастворимое, на летучее – нелетучее, на белое – чёрное… Я довольнёхонька, я так и знала, что не знаю физические свойства анилина. Получила я 5. Если бы я не схитрила и не обставила свой ответ тактически безупречно верно, то что бы он мне поставил?! Посмел бы четвёрку поставить?! Не знаю. Уж обидел бы точно: я знала всё-таки немного не всё. Объясняй потом ему же возвратно, что он не проводил лабораторные работы!.. Но я сумела увернуться.

Насколько лабораторные работы трудны для учителя (говорят, в старой школе спиртовка летала по классу как ракета), настолько полезны для учеников.

Ну разве можно забыть Li – литий, химический элемент № 3, в ядре всего три протона, которые с трудом удерживают на второй орбите единственный электрон, поэтому литий – активнейший щелочной металл, одновалентный, разумеется, очень нестойкий, который бурно реагирует даже с кислородом, содержащимся в воздухе, и в шкафу в лаборатории у Валентины Васильевны хранится тщательно и надёжно завёрнутым в несколько слоёв толстой фольги. Мы с Катей Семерухиной в химкабинете в старой школе сидим на третьей парте в первом ряду, что у стены. Учительница обходит ряды, и каждый отделяет специальным шпателем ровно столько лития, сколько велено: со спичечную головку, не больше. Этот литий тотчас же надо поместить в фаянсовый тигель. По дороге он превращается в окисл, в результате в фаянсовом тигле лежит крохотное маковое зёрнышко; ждёт, что ученики с ним дальше будут делать.

Какой это класс? Скорее всего, восьмой. Нас 40 человек! Валентина Васильевна прошла уже два ряда и заходит на наш. Буквально над каждой партой она наклоняется, тихонько повторяет: «Со спичечную головку!», смотрит: сколько берут. Когда она поставила на нашу парту картонную коробку с замотанным как в шубу куском лития, под фольгой и в надёжной тёмно-коричневой оболочке окисла, она решила посмотреть, а что же у неё в классе делается, подняла голову и делает кому-то на том ряду у окна справедливое строгое замечание. Учительница, т. о., посчитала нас с Катей надёжными и дисциплинированными ученицами; меня – ошибочно. Я сидела с краю, а Катя у стены, и мне удобнее, конечно, было брать литий. Я не могла не проверить: неужели и правда больше нельзя отколупнуть, и начнётся бурная реакция?!

Наш кусочек лития, мягкий, ярко-серебристый, с небольшую горошинку, сам загорелся и – хоть и не как ракета, конечно, – но полетел-покатился по парте, немного пролетел, оставил на парте чёрный след, и сам потух.

Нам ничего не было.

Когда я стала готовиться к экзамену по физике, приехала из санатория мама. Она очень удивилась, увидев, как её милая умная дочечка читает роман Анатолия Степановича Иванова «Вечный зов»; как раз вышла вторая часть. Мама заходит на веранду, где я читаю на свежем воздухе, и строго говорит мне: