И даже свой уже не девчоночий, а девичий секрет она доверила первому ему же, Антону: влюбилась, кажется. Кажется, замуж пойду… А жениху во время регистрации заявила: «Я тебя очень люблю, Николай, но фамилию оставлю свою – Воронич». И теперь муж у нее – Шабров, и двое детей – Шабровы, а она – Воронич…
– Вера Геннадиевна советует опять в областную больницу ехать, – вернулась из воспоминаний Тоня. – И как раз в тот день, когда будет суд.
Зазвонил телефон – Катерина Петровна словно подгадала к нужному моменту. Выслушав ее, Тоня вернулась к мужу:
– Катерина Петровна сказала, что судебное заседание может состояться и без нас. Надо только заявление написать.
– Ну и давай напишем. Пусть решают без нас.
В областной больнице мужа опять положили на обследование. Антонина Васильевна упросила положить и ее: ну куда он без жены, почти невидящий? На заключительном осмотре их принимал сам заведующий отделением. Внимательно просмотрев карту больного и побеседовав с ним, он неожиданно заявил:
– Давайте и вас заодно посмотрю, Антонина Васильевна. Антон Васильевич, вы не возражаете? Тогда подождите в коридоре.
Тоня вывела мужа из кабинета, усадила на лавочку. Вернулась назад.
– Если я не ошибаюсь, вы ведь тоже делали у нас операцию, Антонина Васильевна?
– Делала. Два года назад.
– И как?
– Слава Богу, прооперированным глазом вижу неплохо. А вот другим…
– Рискнем со вторым?
– Нет, доктор. Мне сейчас не до себя. Мне его хочется сделать зрячим.
Оказалось, на столе, в числе других, лежит и ее карточка. Задумчиво полистав ее, доктор («Да Юрий Васильевич же!» – вспомнила она, потому что еще тогда, два года назад, отметила про себя: надо же, зовут, как брата) опять спросил:
– Высокое давление бывает?
– Наверное.
– То есть как – наверное?
– А я его никогда не мерю. Станет плохо – лягу, полежу, а потом говорю себе: вставай, Тоня, твои дела за тебя никто делать не будет. И потихонечку, полегонечку…
– Я смотрю, вы и аварию пережили? Компрессионный перелом четырех позвонков?
– Было дело… Ничего, выкарабкалась. Знаете, я до сих пор на перекладине качаюсь. Березку делаю. Как это теперь говорят? Поддерживаю форму!
– …в восемьдесят пять лет? Не верю.
Тоня, ни слова не говоря, встала и легла на коврик посреди кабинета. Обычно перед тем, как сделать березку, она делала разминку – несколько предварительных упражнений. А тут – раз! – напряглась и (хорошо, что в брюках приехала) подняла ноги вверх, уперлась руками в поясницу («в то, что когда-то было талией», – шутила она по этому поводу). Доктор изумленно смотрел на нее, потом развел руками.
– Знаете, я окончательно уверился в том, что вы сильная женщина. Значит, я могу вам сказать… правду.
– Говорите, доктор, – не стала тянуть паузу Тоня.
– Операцию вашему супругу делать нельзя – в силу его возраста и физиологических показаний. Но и говорить ему об этом вряд ли целесообразно. Он, конечно, тоже человек сильный – ветеран войны, ветеран труда. Но… Всякое бывает. Узнает человек правду, опустит руки – и наши усилия сойдут на нет. А если поддерживать в нем дух, то, возможно, начнется процесс регенерации сетчатки. Несколько дней мы вас полечим здесь. А продолжать лечение будете дома.
Юрий Васильевич помолчал.
– Вы поняли, в чем теперь заключается ваша задача?
– Я поняла, доктор. Я постараюсь.
Чего-чего, а стараться ей не привыкать…
Вернувшись из области, узнали о решении суда: сосед получил три года заключения в колонии строгого режима. Катерина Петровна на то заседание ходила. Она же рассказывала подробности:
