Трубку сняла Оля. Я не видел ее уже полтары недели и, только услышав ее голос, понял, как сильно соскучился. Поначалу я хотел сразу позвать товарища куда-нибудь погулять, но теперь подумал, что неплохо бы заглянуть к нему домой. Хотя я уже так промозолил глаза Виктору Анатольевичу!.. Оля сообщила, что братец еще спит, но я могу прийти, тогда он быстрее проснется.
Недолго соображая, я взял Сашку подмышку и оттащил к маме. А потом бросился одеваться, пока сестрички не успели сесть мне на хвост. Через десять минут я уже во весь опор летел из родного дома к автобусной остановке.
…У Захаровых было тихо. Дверь мне открыла Оля. Выглядела она бодренько – глаза блестят, улыбается. Я прислонился плечом к косяку и заулыбался как дурак, даже поздороваться забыл.
– Чего встал? Проходи! – втащила меня в прихожую за воротник, и я по инерции обхватил ее за талию, – Ну! – ударила меня по рукам.
– Соскучился! – только крепче сжал ее в объятьях и чмокнул в щеку, а она принялась вертеться, делая вид, что хочет освободиться. Но я-то знал, что ей нравится. И все же отпустил, – Как у тебя дела? – стал снимать кроссовки.
– Хорошо. Хоть нескучно одной. Я же целую неделю одна жила. Папа, правда, иногда ночевал… А ты как?
– Какое-то у меня двоякое впечатление от дома. Все орут, носятся, как угорелые… Где твой братан?
– Обнимается с холодильником, – стрельнула в меня глазками, – Может, хочешь есть?
– Нет, спасибо, если только чаю…
– Идем, – и потащила меня за руку в кухню. Здесь и собралась вся мужская часть семейства. При отце Оля обычно на меня внимание не обращала, и мое самолюбие от этого немножко страдало. Я знал, что дядя Витя меня ценит как Матвейкиного друга, и соответственно хотел большего – чтоб меня считали достойным быть рядом с Олей. Я делал уже немало попыток подружиться с ней поближе, только она это всерьез не принимала.
Я поздоровался и плюхнулся за стол, взглянул на товарища. Глаза узкие с пожелтевшими синяками, на носу пластырь, на щеке отпечаток от подушки. И как с таким чудищем на улицу выходить? Этот вопрос я озвучил, а в ответ получил от Матвея по уху… Его выгнали из больницы на третий день после операции, когда он разбил футбольным мячом окно в кабинете главврача. Он тут же явился на базу и поставил на уши весь состав. У Матвея вообще шило в одном месте, постоянно крутится, вертится, никому покоя не дает. Таких в основном составе, я заметил, немного. Кудинов с Ларионовым, которые шпыняют друг друга на площадке, а достается всем, куражистый вратарь Илясов – все старожилы, и новоприбывший итальянец Пеьтро, невероятно шумный. Кстати, он неплохо говорит по-русски, он ровесник Игоря и будет играть центровым в четвертой «тройке». Уже показал свой горячий характер, заявив дяде Вите, что для него четвертое звено – это очень мало, что он легионер и приехал в Россию за тем, чтобы много играть и забивать. Тот, в свою, очередь, заявил, что у него в команде все звенья первые.
– Вы, если гулять соберетесь, недолго. В восемь вечера надо быть на базе, – предупредил нас Захаров-старший, – Тебе когда повязку менять? – стал подниматься из-за стола.
– Да вечером и поменяю, когда приеду, – прогнусавил Матвей, уже нашедший общий язык с врачом команды.
Дядя Витя потрепал меня по макушке и отправился отдыхать. Впрочем, сложно назвать отдыхом то, что он сейчас будет выдумывать и чертить в своем блокнотике новые комбинации и перестановки в звеньях, вырабатывать стратегию… Такова роль тренера.
