Прошло полчаса, впереди уже виднелась старая дорога, примыкавшая к Ейскому шоссе. Ветер усилился. Он прижимал к земле разросшуюся траву и заставлял путников закрывать глаза от пыли. Внезапно раздалось грозное рычание. Три пестрых лохматых пса неслись на них большими прыжками.
Витька присел на одно колено и прижал карабин к плечу:
– За мной встань! Живо!
Прогремело пять выстрелов, две собаки с предсмертным визгом распластались на брюхе. Третья резко развернулась и бросилась в обратную сторону.
– Расплодились, суки! Дохнуть же от клещей должны, а такое ощущение, что их только больше становится. Не удивлюсь, если у этих двортерьеров иммунитет к заразе выработался. Кто вырос на помойке, тот чесотки не боится.
Бобер-младший быстро перезарядился. Он израсходовал всю обойму и окажись третья псина посмелее, то с ней пришлось бы драться ножом. Так себе начало вылазки.
– Страшно было?
– Очень, – призналась Ульяна, – не думала, что они вот так резко выскочат. Как волки озверевшие!
– Дальше пойдешь? Или назад домой отвести?
Ложкина колебалась несколько секунд, но дерзость молодости пересилила шёпот инстинкта самосохранения:
– Идём.
Они пересекли дорогу, которая разрезала поле и тянулась к шоссе. По обочинам росли молодые, но уже высокие тополя, укрывшись за ними, путники продолжили маршрут.
– По асфальту же быстрее, – ойкнула Ульяна, запнувшись об очередную кочку.
– Там мы как на ладони. А здесь, за деревьями, сложнее врасплох застать.
– Можно воды попить?
– Рановато для привала. Ладно, держи.
После короткой паузы парочка двинулась дальше. Через десять минут Витька поднял указательный палец и остановился:
– Слышишь? Там… в нашу сторону идут.
Бобёр-младший не ошибся. Спрятавшись возле обочины, они вскоре заметили трех человек. Без перчаток. Мужик толкал по дороге магазинную тележку с тюками зимней одежды, обуви и плотным одеялом. В одной из сумок брякало что-то стеклянное. Рядом шла закутанная в платок женщина, держа за руку девочку лет десяти.
– Что будем делать? – затаила дыхание Улька.
– Я разберусь, а ты не высовывайся, – Витька вышел из засады, перегородив дорогу.
Глава семейства покорно вытянул руки вверх, а тетка заголосила:
– Не трогайте нас, пожалуйста, не убивайте! У нас ничего нет!
Грязные лохмотья и потрепанный вид указывали на то, что бедолаги давно потеряли крышу над головой.
Витька, удерживая мужика на прицеле, крикнул в ответ:
– Идите, идите. Я вас не задерживаю. Только контролирую.
Незнакомец вновь взялся за поклажу. Переднее колесо магнитовской тележки противно заскрипело.
– Слышь, ты тачку смажь чем-нибудь, вас за километр слышно.
Тот угрюмо кивнул, стараясь не глядеть Витьке в глаза. Его жена затравленно сгорбилась, сжалась и уставилась в землю, ближе притянув к себе худенькую чумазую дочку. Лишь у этого маленького человечка во взгляде еще светились слабые искорки жизни. В отличие от родителей, она не осознавала или просто отказывалась верить в их обреченность.
Когда бездомная троица отдалилась, Улька сочувственно пробормотала:
– Ужас. Как представлю себя на их месте, хоть вешайся. Сначала один умрет, потом второй, а девочка, мне кажется, последней. У неё глаза самые живые. Заметил?
– Я больше за папашей следил, как бы тот фортель не выкинул. Мы как-то с батей похожую семейку встретили, только с двумя детьми. Разошлись миром, никаких претензий. Те на вид адекватными показались, а через неделю нашли их трупы в запертой хате. Сына с дочкой родители видать во сне стрельнули, а затем себе мозги вышибли.
