Чехов не описывает присутствие или наоборот, отсутствие собачки в комнате, где ее дама занимается сексом, еще и потому, что многие вещи являются для людей само собой разумеющимися. Никто же не говорит, что надевает туфли, прежде чем идти на улицу. И дама, в этой интерпретации, не будет даже вспоминать собачку, когда будет рассказывать кому-то о том, как она развлекалась на курорте. В рассказе это пропадет. А рассказывать она обязательно будет. И не только самой себе. А кому еще? Уж читатель-то об этом точно узнает.
Он узнает, что название рассказа тоже входит в композицию рассказа. Оно находится в этой композиции в самом центре. Поэтому не надо каждый раз повторять, что собачка там, собачка тут. Это будет тавтологией. Ибо собачка всегда здесь.
Где находится название рассказа? Уж, по крайней мере, не сбоку припёку. Оно идет параллельно всему тексту, относится ко всему содержанию.
Итак, ответ студента на вопрос Василия Аксенова, что пропало в рассказе А. П. Чехова «Дама с Собачкой»», будет такой:
– Может показаться внимательному критику, что пропала собачка. Но это не так, собачка всегда с дамой. Почему? По определению, данному Чеховым этому рассказу: «Дама с Собачкой».
И все же я добавлю для особо дотошных. Где была собачка в те дни, когда ее не было в сценах секса мужчины и дамы. Собственно, это и есть вопрос Аксенова. Ответ: она была бы на руках у режиссера. Возможно, у его помощника. Если бы это было кино. А так, естественно, собачку в это интимное время держал на руках Антон Павлович. Ибо ей больше деваться некуда.
Впрочем, есть еще одно место. Посмотрите вокруг себя. Нет? На руках, на коленях? Вполне возможно, что сейчас вы держите эту собачку на коленях. Ибо вы тоже режиссер. По крайней мере, помощник режиссера. Ведь вы Читатель? Даже профессор американского университета может держать собачку на коленях.
Студент мог бы ответить:
– Она у вас на коленях, Василий Павлович.
В. П. Аксенов в этот день был на телеприеме у двух знаменитых дам. Кроме утверждений о собачке, он смело заявил там, что проза Чехова слабее прозы какого-то обычного советского писателя. Дамы, кажется, были слегка ошарашены, но промолчали. Действительно, тут сразу как-то и не сосредоточишься. Вполне возможно, что Василий Павлович и прав, советская проза лучше Чехова. Если, конечно, он не имел в виду собачку. Ибо её-то мы нашли. С этим у Чехова оказалось все в порядке. Как я уже говорил: не всяко слово в строку пишется.
Если имеется в виду, что Чехов хуже, чем советская проза и по разным другим параметрам, значит сама проза это не самое лучшее, что есть в продукте, называемом ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА. Говорят, например, про Бродского, что его проза ужасна. Недавно кто-то сказал. Может быть, даже это был Василий Аксенов. Не важно. И Василий Аксенов мог бы, я думаю, под этими словами подписаться. Если уж у Чехова нет прозы, что говорить про Иосифа Бродского. За Чеховым и время, и на вид его произведения «почище». Я имею в виду, что нет повторов, которых можно бы избежать в некоторых эссе Бродского. Кажется, что можно. Например, в «Коллекционном экземпляре». Но именно, прослушав «Коллекционный экземпляр» по «Радио Свобода» в исполнении Дмитрия Волчека, я понял, что ЭССЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Я впервые почувствовал, что эссе – это не просто филькина грамота, придуманная профессорами, а реальность. Такая же реальность, как хлеб. Хлеб, который раздавал Иисус.
