Пятое разделение - страница 5

Доминой в Заиндене называли большой каменный дом на площади за садом, в котором посменно надлежало заседать каждому из жителей, управляя жизнью поселка. Управление в основном сводилось к тому, что надо было заводить часы на башне Домины, проветривать комнаты, переворачивать лист календаря, проверять, хорошо ли работает механизм водонапорной башни и генератора, дающего электричество, принимать от Бороды дневную выручку Чаши Сией, записывать доход и складывать его в казну, расположенную в одном из подвалов. Потом надо было проверить закрома, в которых хранились запасы на черный день, принять экскурсантов, которые невесть как попадали сюда, но попадали каждый день, записать в домовую книгу тех, кто захотел остаться в Заиндене или тропиночных, проводить остающихся в термы, передать их банщику, проводить праздных, обойти все комнаты в Домине и выключить свет, позвать Патрика, запереть парадную дверь и сдать ключ.

Иногда, впрочем, бывали и дни суеты, когда заинденцам вдруг приходило в голову обращаться в присутствие со своими просьбами и проблемами. Чаще других приходила Клава-плакальщица, баба тучная, небрежно одетая, все собирающаяся умереть, но тщательно следящая за своим здоровьем.

Клавдия жила у самой площади, на улице, ведущей в Мастера. Ее домик, стоящий чуть в глубине от Правой улицы, был скрыт разросшейся вишней, пыльные оконца еле-еле пропускали свет в захламленное помещение, где в основном были книги, которые Клавдия выписывала по почте, и неисчислимые залежи всяческих продуктов, из которых Клавдия готовила себе раз по двадцать каждый день по рецептам из книги о здоровой пище, однако, присаливая, как на длительное хранение, заливая маслом и майонезом. Ела она, как правило, посматривая занятия йогой, после чего мерила давление, признавала себя чахлой и ложилась в гнездо из пледов, чтобы посмотреть фильм, полистать ленту группы ужасных новостей, на которую Клавдия была подписана и почитать.

Справедливости ради нужно сказать, что Клава была очень доброй и сострадательной женщиной, и только поэтому все время искала поводы, чтобы о чем-то тревожиться или кому-то сопереживать. Ей необходимо было обижаться. Иногда она сама от себя уставала, садилась писать стихи о красоте и радости, иногда расписывала тарелки и платки, которые приносили ей из гончарной и швейной мастерских. В свободное от сострадания и рисунков время Клава работала переводчиком, что тоже каждый день приносило огорчения, поскольку этот глобальный мир научился пользоваться всеми языками через цифровые адаптеры и превратился в «чисто Вавилон», как говорили ее приятельницы, которые жили на другой стороне площади, солили огурцы со своего огорода, квасили капусту, которую им поставлял сосед Василий – бывший то ли мэр, то ли губернатор, то ли депутат государственной думы, променявший все на капусту – и докучали своей ближайшей соседке Степановне, которая с утра до вечера всем помогала, а с вечера до утра готовилась всем помогать. Три огородницы жили слухами, сплетнями и большой любовью к своему коту Армагеддону. Клавдия их очень не любила, но приятельствовать приходилось, поскольку новости группы ужасных новостей обсуждать было больше не с кем.

Раз в три или четыре дня Клавдия появлялась в Домине с очередной жалобой на несовершенство мира, на шум постоялого двора, на то, что большая семья Учителя, живущая как на грех так, что ее не обойти, живущая шумно, сварно, песенно, так и норовит расширить свои владения и скоро уж никакого житья и уединения Клавдии не будет, на грубость заезжих молодцев, на надменность торговцев. В общем, все, что было в мире неуютного тут же обрушивалось на Клавдию, стоило ей только открыть глаза, оторваться от книги, фильма, интернета или кастрюль. С этим она и шла в Домину, чтобы найти, какой закон может ее защитить. Дежуривший в Домине должен был в ответ на обращение Клавдии надеть на себя мантию, парик судьи, взять огромную книгу и листать ее страница за страницей, ища в книге пример, как можно помочь несчастной.