– Нинуль, не придумывай! Не нужно мне ничего помогать сегодня. Моя Агнес прекрасно справится со всем сама. Посиди лучше со мной, обсудим планы на вечер. Только говори потише, а то Вики проснется и задаст нам жару! – Галя с кокетливым умилением смотрит на свою очаровательную девочку, в розовом кружевном чепчике, запеленатую в легкое розовое одеяльце, и не устает восхищаться ею. – Правда, прелесть?
– Замечательная девочка! Вы такая счастливая!
– Я-то счастливая, а ты почему сегодня такая мрачная? Опять поссорились?
– Да нет.
Высоко-высоко, за ветвями черешневого дерева, на верхушке сплошь покрытого красными, поспевающими ягодами, синеет небо – чистое, с легкими, еле заметными облачками, а на душе тяжело. Только уже неловко мучить Галю рассказами о своих бесконечных переживаниях, и потом есть вещи, о которых не расскажешь и ей.
Вчера вслед за «опель-адмиралом» к калитке подъехал грузовичок. Выскочивший из кабины солдатик откинул борт и под руководством Лени занес в гостиную нечто прямоугольное, метра полтора длиной. Услужливый солдатик, козырнув на прощание, убежал, а Леня стал быстро распаковывать сверток.
– Ленечка, что это?
– Сейчас увидишь… Вот, глянь, какая красотища!
На литографии в толстой сусальной раме была изображена обнаженная дама, возлежащая на парчовом ложе, в окружении пухленьких, златокудрых ангелочков.
Решив в первый момент, что здесь какая-то шутка, что Ленечка привез эту лубочную картинку смеха ради, она очень развеселилась. Однако Леня был серьезен, и она в недоумении снова взглянула на красочное «полотно»: самый крупный из синеглазых ангелочков, сидя на ватном облачке, как на подушке, игриво целился стрелой в лежащую на боку «Венеру», и если бы все-таки выпустил стрелу, то наверняка угодил бы ей как раз пониже спины.
– Ха-ха-ха!.. Ой, Ленечка, откуда такая смешная картина?
– Чего ты понимаешь-то? – Леня прямо рассвирепел. – Знала бы, сколько я за нее заплатил! Это ж… как его? Рафаэль.
– Тогда уж скорее Тициан.
Ироническое замечание озадачило Леню, и, встав на колено, он принялся пристально, сантиметр за сантиметром, что само по себе тоже было очень смешно, изучать упитанную голую даму.
– Чего, правда, что ль, барахло? И чего теперь делать?
– Не знаю. Или отвези ее обратно, или, в крайнем случае, подарим Иващенко. Думаю, они будут в восторге.
Даже если шутка получилась не слишком удачной, Леня все равно не имел права повышать голос и ругаться:
– Ну, и зараза же ты!
После «заразы» не разговаривали весь вечер, ночью, как всегда, помирились, но неприятный осадок тем не менее остался. Как расскажешь про «Рафаэля» Гале? Не хочется позорить Леню.
Колясочка со спящей Вики уже стояла в тени. Галя на цыпочках пересекла лужайку и, снова с наслаждением растянувшись в шезлонге, сладко, как кошечка, зевнула:
– А-а-а… Так что произошло, Нинуль? Что ты все куксишься? Поссорилась со своим любимым Ленечкой?
Скрывать от Гали что-либо было бесполезно: она все равно не успокоится до тех пор, пока не выяснит причину уныния, ей самой абсолютно не свойственного и поэтому, как она считает, не имеющего права на существование.
– Понимаете, вчера Леня купил картину. Настолько примитивную, что я расхохоталась, а он разозлился.
– Нинуля, разве так можно? – Искреннее возмущение тут же сменилось игривыми ямочками на румяных щеках и лукавым посверкиванием веселых зеленых глаз. – Учу я тебя, учу, и никакого толку! Приволок твой Леня какую-нибудь чепуховину, а ты: ах, Ленечка, дорогой, какая прелесть! Милый, какой у тебя потрясающий вкус! И запихай эту чертовню куда-нибудь подальше. А со временем, когда твой Ленечка забудет о шедевре, тащи его на помойку. Или в подвал, Анне на растопку!.. Хи-хи-хи… Обычно мужчины быстро забывают о своих приобретениях. Они, в отличие от нас, очень умные, и голова у них занята исключительно работой. – Нахмурив тоненькие брови и сделав умное лицо, Галя опять прыснула со смеху. – А если вдруг грозный муж спросит, где, мол, та бесценная вещь, которую я купил, пожми в недоумении плечиками и начинай искать. Долго-долго, пока ему не надоест!
