Автобус с нобелевским лауреатом исторгнул Ленкину банду и укатил, грязно матюгнувшись выхлопом. Мосье Грассман осуждающе, с одному ему присущей скорбью посмотрел на вакханалию зла. «ИСТОК – за свободные выборы», – молчаливо напутствовал он. Ленкино войско растерянно оглядывалось по сторонам. Плакаты разворачивать не торопились.
– Кто старший? – нежданно-негаданно нарисовался подполковник: красная бульдожья морда, праздничный френч в катышках и засаленных отворотах. Крохотная фуражка уехала козырьком на правую бровь. В руках планшетка с бланками. Он оглядел притихшую молодёжь, с корявой улыбкой повторил: – Ну? Где документы? Разрешение на собрание есть?
– Вот, – Ленка начала суетливо копаться в портфеле, наконец извлекла на свет лист в пластиковом файлике.
Милиционер принял его, безразлично пробежался по строчкам, хмыкнул, присмотрелся внимательней к печати.
– Протестуем, значит? – он вперил в Ленку сальный взгляд. Она заиграла желваками, ничего не ответила, просто кивнула. – А что-то с человеками негусто… Заявлено сто пятьдесят, – он с усмешкой наклонил голову, жировая складка поглотила белый воротник. – Ладно, коммунисты – они полвека обижаются, а вам молодым…
– Документ в порядке? – Егор заслонил собой Ленку, милиционер поднял глаза, с интересом оценил его снизу доверху.
– В порядке. Тоже студент? Староват вроде…
– Второгодник, – огрызнулся Егор.
– Оно и видно, – подполковник поискал глазами Ленку. – Елена Сергеевна, уберите бугая.
– Егор! – напомнила она о себе.
– Анархистов своих расположите здесь, – подполковник показал на пятачок под правой ногой золотого Президента.
– Какой почёт, – восхитился Славка, мент поморщился. – А можно ближе к сцене? Там лотки с пивом и бутербродами.
Подполковник выделил взглядом говорящего. Славка благожелательно представился:
– Вячеслав Евтюхов. А у вас дети есть?
Подполковник прищурил один глаз, приготовился сказать гадость, но Славка уже протягивал руку.
– Теперь их шестьдесят. Спасибо, что вы с нами.
Милиционер руки не подал и повернулся к Ленке:
– Елена Сергеевна, располагайте своих клоунов. Постарайтесь без эксцессов и оскорблений, – кивком указал в сторону бабушек. Неприязненно глянул на Егора, заставил Ленку расписаться в какой-то форме, козырнул и засеменил к броневику.
– Не бросай нас, отец, – сказал весело Славка.
Студенты прыснули, а Ленка на них зашипела.
– Чё ржёте? Раскладывайтесь давайте, упыри!
Бойко зажурчала охолодевшая водка, зашелестели, чокаясь, стаканчики. У кого-то он, хрустнув, лопнул от чрезмерного усердия.
– Соколов, ты что так давишь? Буга, дай другой стакан. Сокол, мерзавец!
– Сам болван. Подставляй.
– Лен, а где ножки от стола?
– Пика, где бутерброды?
– Лен, а где термос!
– Вы что, на пикник собрались?! Задрали! – Ленка закатила глаза.
– Ты чё, Пика, какой термос? В натуре, не пикник – только водка. Революция, понимать надо.
– Вон и телеграф рядом, банк, прокуратура – как в учебнике. С коммуняками будем делиться?
– Чем?
– Ну, властью.
– Если у них есть бухло – да. Только уговор: им вокзал. Пусть едут.
– Гы-гы…
За весёлой суетой поставили столик, разложили на нём стопку бланков для сбора подписей, развесили наглядную агитацию и «скользкие» лозунги. Гвоздя программы, плаката с фашистским тортом, избегали. Артём заодно с некрасивой сутулой студенткой, которую Егор прозвал Очкастой Коброй за очки с круглыми линзами, порывался испортить праздник, но постоянно получал леща от одногруппников. Коммунисты смотрели на новеньких снисходительно, а именинники косились хоть и враждебно, но терпели. Пока им хватало друг друга. Курсанты, узрев в рядах оппортунистов особ женского пола, махали приветственно руками да дефилировали рядышком под блеск галунов и кокард.
